В части деклараций и СССР и США, то есть обе мировые системы, боролись за равенство, однако в советском варианте это было абсолютное, уравнительное, солидарное равенство, когда каждый равен другому, у всех одинаковые права и возможности; в американском же варианте все было иначе, ведь, как и прежде, американская «элита», то есть люди, которые считали себя «настоящими американцами», не желали «равенства с неравными». Эту фразочку я на всю жизнь запомнил с тех пор, как только начал изучать проявления американизма. Впервые я заметил эту фразу, когда читал о том, как возмущенно отвергали «равенство с неравными» республиканцы Юга в ответ на возгласы аболиционистов, убеждавших всех в том, что негры — тоже люди и достойны равенства. Республиканцы же никак не могли и не хотели согласиться с этим, они боролись за равенство, но оно должно было распространяться на тех лишь, кто достоин этого равенства, а негры, по умолчанию, такой привилегии не достойны.
Но важен здесь не сам вопрос расизма, а тот принцип, который определяет американский «стереотип равенства», ведь для него постоянно требуется наличие «низших», «неравных».
Диккенс, побывавший в США, не без некоторой брезгливости описывал стереотип «свободы» американского республиканца, воспроизводил тезис, который был сформулирован (самими американцами) следующим образом: «Я не потерплю никого над собой и никто из низших не должен чересчур приближаться ко мне».
Вот здесь и кроется самое ядрышко! Американская демократия никогда и ни при каких условиях не хотела и не могла отойти от своей истинной сути, и не в одних республиканцах дело, ведь даже сделав-таки «одолжение» и немного отойдя от расовых предрассудков (хотя в нынешний момент они возрождаются снова), американцы тем не менее всегда нуждаются в том, чтоб были те низшие, за счет которых происходило бы возвышение «американской элиты», американского народа (в который не входили ни индейцы, ни негры, ни множество прочих групп, а в идеале должны были считаться этим народом лишь выходцы из германоязычных стран). Настоящий «белый» американец всегда был одержим этой манией: «Я не потерплю никого над собой», но вместе с тем он же уверен, что есть «низшие», которые менее полноценны, чем он, и должны ему подчиняться. На роль этих низших можно назначить кого угодно (какая разница!), не негры-рабы, так жители латиноамериканских стран или азиаты, негодные русские коммунисты, кто угодно!
И вот от этого-то принципа «свободы» американская «элита» не могла и не хотела отказываться.
Даже когда я начинал изложение этого исследования, я еще не до конца имел для себя ответ на вопрос: «Почему вашингтонская элита так боялась коммунистов?», ведь она же будто бы была сильнее и успешнее?! Чего же было так переживать?! Ну и жили бы себе за океаном, глядели бы, как коммунизм сам по себе загнется?!
Оказалось, все очень непросто! Американизм на самом деле отлично понимал свою слабость и временность своего «триумфа, взятого в долг», вашингтонский режим накапливал огромные долги, но прекрасно знал, что если бы вдруг двум этим идеям — полной и всеобщей свободе (советско-коммунистической) и свободе, при которой есть-таки «низшие» и «высшие», дали возможность честной конкуренции, не совершали бы бесконечных кровавых провокаций, осуществляемых Госдепом и ЦРУ, то люди нашей планеты обязательно выбрали бы первое, выбрали бы то, что мы обычно называем коммунизмом. Это так очевидно и так естественно, что, придя к данному заключению, я уже нисколько не сомневаюсь в нем. Это почти банальность, и беда лишь в том, что нас, особенно в последние двадцать лет, всеми силами стремились обмануть, заставить сомневаться в очевиднейших вещах и верить в химеры, навязываемые нам американской пропагандой.
И если бы вдруг допустить, что после полета Гагарина, когда социализм доказал себя в двух важнейших Победах, советское влияние беспрепятственно пошло бы по планете и случилось бы то, чего так боялась американская элита, то есть «победа коммунизма», то американцам в этот период вряд ли угрожала бы физическая кара, какое-то насилие со стороны русских, нет, скорее всего «вегетарианская» советская нация, твердившая: «Лишь бы не было войны», ничего подобного делать бы уже не стала, но американцам пришлось бы меняться, очень меняться, существенно меняться. Им не пришлось бы отказываться от слов «свобода» и «равенство», но пришлось бы наполнить все это другим содержанием, теперь уже настоящим, а не бутафорским.
И этого они совсем не желали.
Что любопытно: русские всегда готовы были меняться и менялись. Наш социализм претерпевал значительную и важную эволюцию, и даже когда в девяносто первом году мы обманулись весьма жестоко, когда позволили впустить в наш град «троянского коня», всю эту горбачевско-яковлевскую гадость, притащившую на своем хвосте американских диверсантов, мы-то искренне хотели идти к новому, еще более искреннему равенству.
Я не стремлюсь снять с себя и своего народа всю вину целиком, конечно, и мы виноваты, что приняли подленькую американскую обманку за нечто настоящее и важное, за возможность достичь настоящего равенства и справедливости (не зря же Справедливость является нашей национальной идеей), но конечно же американская «элита» виновата куда больше, ведь она не сумела подняться до такого человеческого состояния, когда смогла понять и оценить тот дружеский и открытый порыв, тот добрый и честный жест, который явили русские в ответ на американские уверения. Американцы так и не смогли отказать себе в очередной подлости и ударили-таки нам в спину. Мы рассчитывали на честность их речей, они же объявили потом, что таким образом «побеждали нас в холодной войне».
Чего стоит эта «победа», мы теперь видим, ведь оказалось, что это никакая не победа и не конец «холодной войны», а лишь тяжелое ранение, которое сумела нанести подленькая вашингтонская орда тому субъекту, который вышел к ней в девяностом с открытым сердцем и хотел дружить и сотрудничать.
Мы, русские-советские, готовы были изменяться и желали эволюционировать, достигать новой человеческой ступени, а американцы, по крайней мере их «элита», не хотели менять себя, не хотели достигать состояния «нового человека», оставаясь все той же, которая некогда произросла из рабовладельчески-пиратской колонии.
«Коммунистическая экспансия» угрожала им лишь одним — необходимостью очеловечиваться, но именно этого они более всего опасались и не желали, и ради сохранения своей «неизменности» они совершали поистине чудовищные вещи. Они вновь и вновь понимали, что нужно агрессивно наступать и вредить «стану коммунизма», разрушать основу жизни любого государства, которое (даже не декларируя вражды с США) все же становилось на путь «иной системы».
И здесь, наверное, самое время перейти к описанию американской поддержки деспотических режимов Ближнего Востока, продолжая хронологическое повествование.
Все знают о том, что Вашингтон поддерживал и поддерживает нежную дружбу с режимом саудитов. Это удивляло и удивляет многих людей, которые пытались взглянуть на США как на демократию, ведь более тоталитарного режима, чем строй Саудовской Аравии, придумать невозможно: воинствующее дикое средневековье и ничего больше. Видать, чувствует вашингтонская «элита» родство и близость к этой, задержавшейся в прошлом, системе жизни и политики. Понятное дело, что одной из главных причин лояльного отношения к саудитам является их полная покорность американским приказам, Эр-Рияд полностью подстелился под американские интересы, однако не все так просто, ведь нередко бывало, что американцы уничтожали и те режимы, лидеры которых были лояльны, убирали одного лидера, чтоб сменить его на другого, еще более лояльного, или делали это с тем лишь, чтоб «возбудить регион», поджечь с помощью вспыхнувших беспорядков и соседние страны. Но Саудовскую Аравию не трогают! Она не собиралась и не собирается «демократизироваться», но ее не трогают! Любопытно, не правда ли?!