«Голдман сакс» — один из крупнейших в мире инвестиционных банков. Весной 2010 года он навлек на себя гнев не кого-нибудь, а самого президента США. Выяснилось, что банк продавал собственным клиентам «токсичные» ценные бумаги (toxic assets), например, связанные с ипотечным рынком, зная, что этот рынок обрушится и клиенты потеряют вложенные средства. На этом «Голдман сакс» сделал сотни миллионов, если не миллиарды долларов. И фактически нажился на кризисе: в то время, как Уолл-стрит бился в конвульсиях, пытаясь вырваться из когтей кризиса, «Голдман сакс» преумножил свои богатства и выплатил в 2009 году — в главный год кризиса (!) рекордные дивиденды.
Вспыхнул огромный скандал. Руководство банка обвинили в мошенничестве. В его виновности были убеждены многие члены специально созданной комиссии конгресса во главе с убеленным сединами сенатором Карлом Левиным. В этом же был убежден и Барак Обама. Но глава «Голдман сакс» Лойд Блэнкфайн заявлял обратное: банк не обязан консультировать своих клиентов насчет целесообразности той или иной покупки, банк не обязан предсказывать будущее ценных бумаг, банк не несет ответственности за свершенные сделки, банк обязан делать лишь одно — деньги. И Блэнкфайн был не один: его сторону заняли — молчаливо или даже открыто — почти все руководители американского финансового сообщества.
Фотография пяти подчиненных Блэнкфайна с поднятой вверх левой рукой, то есть произносящими клятву — говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, обошла все ведущие газеты мира. Но сколь громкой была клятва, столь явным было и намерение «Голдман сакс» использовать любые доводы и любую ложь, чтобы ввести комиссию в заблуждение. Говорить ложь, только ложь и ничего, кроме лжи, — вот в чем на самом деле клялась представшая перед комиссией пятерка. Карл Левин кипел от негодования: вина банка была очевидной, но доказать ее так и не удалось. В итоге «Голдман сакс» отбился. Жертв не было.
Жертв среди гигантов мировых финансов также оказалось немного. Их число было явно не соразмерно масштабам кризиса. Повсюду на помощь зарвавшимся банкирам пришло государство. В июне 2010 года Николя Саркози выступал на экономическом форуме в Санкт-Петербурге и вновь говорил о необходимости менять характер капитализма. Речь была хорошей, зал аплодировал. Однако серьезной перестройки капитализма не будет. Где-то немного подмажут, где-то слегка «подрихтуют», закрасят наиболее зримые трещины, примут пару новых законов, ограничивающих вседозволенность на финансовых рынках, и бросят несколько триллионов на спасение той самой финансовой системы, которая обрушила мировую экономику. Но будет ли она спасена? Новый кризис неминуем, поскольку выводов из «первой волны» сделано не было, убежден Джозеф Стиглиц. По его мнению, в США сохранилась вера в существующую экономическую модель и сильна надежда, что кризис пойдет на убыль, и все будет как прежде. Но как прежде не будет! В своей последней книге «Свободное падение» Джозеф Стиглиц резко раскритиковал Барака Обаму за неспособность или нежелание изменить саму модель экономики, действующую в США, и прежде всего «развестись» с банками Уолл-стрит, которые и стали первопричиной глобального финансового кризиса (Joseph Р. Stiglitz. Freefall: America, Free Markets, and the Sinking of the World Economy. New York, 2010).
Однако кто сказал, что изменение системы было целью Барака Обамы? И что ему позволили бы изменить модель, столь выгодную не только американскому, но и всемирному финансовому капитализму?
Год 2009-й начинался с самых мрачных прогнозов. Помню Всемирный экономический форум, собравшийся в заснеженном, покрытом облаками Давосе в конце января, подавленное настроение участников, мрачно молчащего Джорджа Сороса, растерянность так называемой мировой, и финансовой, и интеллектуальной элиты, непонимание того, что будет дальше с мировой экономикой. Заканчивался год уже иначе — кризис оказался гораздо менее глубоким и сокрушительным, чем ожидалось.
Впрочем, и в начале 2010 года не было недостатка в пессимистических оценках. «Это лишь временное оживление, — говорил мне в фойе уютной горной гостиницы лауреат Нобелевской премии, американец Джозеф Стиглиц. — Скорее всего, кризис будет следовать формуле «дабл-ю» — W: сначала резкое падение, которое мы пережили, затем временный подъем, вызванный гигантскими финансовыми вливаниями в экономику, но затем неизбежно второе падение». Тем не менее, общий настрой на стыке 2009–2010 годов был намного более позитивный.
Для России это был год испытания кризисом. К этому испытанию Владимир Путин в той или иной степени готовился, начиная со своего прихода к власти. Финансовая политика Алексея Кудрина — далеко не безупречная — в основном преследовала цель создания подушки безопасности на случай острого кризиса. Подушка сработала, российские резервы хотя и сократились на треть, но не упали ниже 360 млрд. долларов.
Вместе с тем кризис раскрыл несколько важных сторон современного капитализма.
Во-первых, во всем мире (а в России это было особенно заметно) крупный бизнес в условиях кризиса сразу перекладывает все трудности на государство . Люди, которые делают бешеные деньги, выплачивают себе гигантские бонусы, откачивают деньги в оффшоры, уходят от налогов под видом их «оптимизации», одним словом, занимаются «свободным предпринимательством» в полном смысле этого слова, в ситуации кризиса бегут к государству с протянутой рукой и требованиями о помощи. А то и с предупреждениями: мол, не дадите денег — закроются заводы и десятки тысяч рабочих окажутся на улице.
Этот феномен мы наблюдали от Соединенных Штатов до России. Он удручает тем, что государство, оказывается, должно спасать безответственных предпринимателей, весь гений которых состоит в том, чтобы нахватать долгов и накупить — в счет взятых кредитов — как можно больше предприятий и акций. Это называется «агрессивной стратегией развития». На Западе, по крайней мере, кто-то ответил за такую стратегию, разорившись дотла. Однако в России на высшем уровне нашего бизнеса не было ни одного (!) банкротства. А банкиры устами Петра Авена уверенно говорили: крупным банкам государство не даст погибнуть.
Вывод: в России создан не либеральный, а «окологосударственный» капитализм паразитического типа. С 1991 года нам говорили, что мы строим либеральный капитализм, основанный на конкуренции и экономическом творчестве. Однако либеральный капитализм предполагает относительно свободную игру рыночных сил — и смену не справившихся с конкуренцией собственников. То есть предприниматель получает огромную прибыль, в случае если он преуспел, но и несет ответственность, если неверно выстроил свой бизнес и сделал слишком рискованные вложения. В условиях кризиса выяснилось, что в России крупный предприниматель окологосударственного типа практически ничем не рискует. Во всяком случае, наши крупные предприниматели ничем не рисковали, поскольку они тут же сели на поддержку государственного бюджета. И так было не только в России, но и в США, где правительство спешно бросилось спасать крупнейшие банки, и во многих других странах псевдолиберального капитализма. Кризис показал, что финансовая олигархия, сросшаяся с государством, утвердилась не только в России, но и в странах Запада.