Но и для самого государства из этого возникают огромные проблемы, усугубляемые демографическим кризисом. Происходит старение населения (это особая тема, которую мы затронем ниже), падает рождаемость среди молодых коренных жителей, растут группы, целиком полагающиеся на пособие, welfare, и потому не участвующие в пополнении социального бюджета. Молодые стараются уехать в страны, способные обеспечить им возможность личностного развития и не возлагающие на их плечи обязанность заботиться о десятках тысяч практически нахлебников, чуждых им по происхождению, традициям, взглядам и образу жизни, то есть чужих вообще. Кто остается лояльным к «старой» Европе, замечает по этому поводу Хайнсон, так это те, кто живут на пособие. Просто в мире нет больше места, где им будут платить фактически только за то, что они размножаются. Все это создает для социального государства практически неразрешимые проблемы.
Но и для семьи такая ситуация оказывается трагичной. Во-первых, как уже было сказано, потому, что формируются целые классы профессиональных неудачников, неспособных прожить без помощи извне. Во-вторых, и это еще хуже: такая политика государства становится не только средством сохранения семьи, но и стимулом к ее разрушению. Об этом хорошо говорит Больц: пособия от государства снижают затраты матерей на воспитание внебрачных детей и поощряют матерей отказываться от ведения совместного домашнего хозяйства с отцами их детей. Кроме того, они облегчают существование матери и ребенка после развода, если ребенок рожден в браке. В свою очередь, отцы чувствуют меньшую ответственность за судьбу своих детей, которым государство в любом случае не даст бедствовать. Вообще, неполная семья становится, как мы уже отмечали, не бедой и бесчестьем, а реальной опцией, в пользу которой могут говорить многие обстоятельства, но в первую очередь систематическое обеспечение жизни со стороны государства. Такое негативное стимулирование семьи идет рука об руку с сентиментальным воспеванием семейных ценностей в газетах и по телевидению. Но именно потому, что государство все более заменяет отца, фактическое отцовство, не сопровождающееся чувством ответственности, становится иллюзорной ценностью, заключающейся лишь в некотором эмоциональном переживании.
Поучительно сравнить ситуацию, описанную в этом и предыдущем разделах в основном применительно к европейскому социальному государству или государству всеобщего благосостояния, с ситуацией в современной России, с одной стороны, и в ушедшем Советском Союзе — с другой. Сначала о работе женщин. Мотивов работы женщин два: первый — материальная необходимость, поддержка собственного существования и существования близких; второй — стремление к самореализации или, говоря социологически, соображения идентичности, статуса, престижа. Если поставить этот вопрос перед работающими женщинами, то чаще всего спонтанно на него будет дан первый ответ, хотя он не обязательно правильный. Это самый простой ответ, не заставляющий задумываться о таких абстрактных и не всегда осознаваемых вещах, как воздействие традиции, давление социальной среды, страсть к самореализации и т. д. На самом деле, когда ставится такой вопрос, любая рефлексия респондента заставит его прийти к выводу о том, что главным мотивом к работе является стремление выразить себя, то есть самореализоваться. Дальше женщина может, например, пояснять, что на этой работе она работает, конечно, из-за денег, но если бы удалось перейти туда-то или занять такую-то должность, она согласилась бы даже на более низкую зарплату. Разумеется, ответы будут варьироваться в зависимости от страны, от социального класса (рабочие, служащие, лица свободных профессий, предприниматели), от возраста, типа поселения и т. д., а также от государства и системы общественного устройства. В Советском Союзе стремление самореализоваться не только поощрялось, но было, если можно так выразиться, принудительным мотивом труда. Борьба с тунеядством — хороший тому пример. Тунеядец рассматривался как некий социальный инвалид, ущербный член общества. Тем не менее стремление к труду не из-за денег существовало как реальный факт. Перевыполнение норм, рационализации, инновации часто оказывались целью в себе, а не средством разжиться дополнительными деньгами. Разумеется, такие мотивы имели больший вес у людей творческих профессий, но в принципе были распространены везде, поскольку обосновывались и подтверждались официальной пропагандой, обеспечивавшей общую идейную и эмоциональную среду советской жизни. Можно сказать, что трудовая мотивация советских женщин совпадала с трудовой мотивацией женщин в современной Европе, что неудивительно, ибо мы имели дело с родственными общественными типами — индустриальными обществами, имеющими общее происхождение (так сказать, из духа модерна), обладающими во многом родственными друг другу идеологиями (социальная демократия и коммунизм), сходным типом социальной структуры и стратификации и многими другими сходствами, хотя также и существенными различиями. Но о различиях здесь мы говорить не будем. Важнее общие моменты, обуславливающие единое отношение к труду.
В противоположность этому трудовая мотивация у женщин в современной России довольно сильно отличается от той, что была в Советском Союзе и есть ныне в Западной Европе. Она гораздо жестче и прагматичнее. Несмотря на то что Россия претендует на имя социального государства (этому посвящена специальная статья в Конституции РФ), общий низкий жизненный стандарт, неурегулированность трудовых отношений и следующий отсюда произвол работодателей по отношению к работникам, слабость законодательной базы, злоупотребление чиновничества, коррупция, разгул нелегального предпринимательства и нелегальной миграции и т. д. — все это делает Россию не столько социальным, сколько социал-дарвинистским по своей внутренней конституции государством. Это в значительной мере результат начала новой российской жизни под знаменем экономического либерализма, сопровождавшегося в 1990-е годы полным пренебрежением к государству, законам и морали. Поэтому, мне кажется, рано еще всерьез задаваться вопросом о том, какова мотивация работы женщин в новой России. Пока что она не сформирована полностью, хотя, как представляется, по мере подъема экономики и совершенствования системы социального обеспечения эта мотивация будет приобретать черты, родственные сегодняшней европейской.
Итак, женщина работает. И чем больше она вовлечена в работу, тем эгоцентричнее становится ее мотивация, а стремление к самореализации по мере его осуществления делает семью все более дорогим удовольствием. Дети обходятся все дороже, ибо на них уходит драгоценное рабочее время. Открывающиеся карьерные перспективы требуют женщину целиком, семья начинает восприниматься как обуза. Непосредственным результатом этого становится ограничение рождения детей. Новые дети уже немыслимы, ибо это означает крах намечающейся или уже осуществляемой карьеры. А поскольку новых детей нет, расходятся и общие интересы супругов. В результате развод оказывается простым и беспроблемным, и разводов становится все больше. И теперь заколдованный круг замыкается, ибо женщина должна еще больше работать, поскольку уже не может полагаться на экономические возможности мужчины. Это ситуация характерна и для современной Европы, и для современной России, и для Советского Союза. Разумеется, определенные отличия есть. В России и Советском Союзе нуклеарная семья до сих пор не стала преобладающей по причине все еще недостаточной обеспеченности жильем, что часто обусловливает совместное проживание нескольких поколений в форме так называемой расширенной семьи, благодаря чему старшие родители могут приходить на помощь работающей женщине, целиком и полностью беря на себя заботу о детях. Но это не меняет ситуацию в принципе. Активная направленность на карьеру все равно исключает появление новых детей. Кроме того, такое фактическое освобождение женщины от заботы о детях и доме ведет к кардинальному расхождению интересов супругов, а часто и к появлению у них отдельных кругов общения, новых друзей и сексуальных партнеров. Огромную роль при этом играет преданность женщины ее делу и идентификация с работой, что почти неизбежно вело и ведет к «служебным романам». Карьерное рвение женщины существенно ограничивает круг возможностей выбора сексуального партнера, и служебный роман становится почти единственной возможностью соединения рационально обоснованной преданности работе и карьере с чувственно-эмоциональной идентификацией с ней. Конечным пунктом такого развития часто, хотя и не обязательно, оказывается развод.