Эти взаимосвязь и взаимопроникновение происходят из того, что ни один человек не может быть членом только лишь гражданского общества, или только лишь экономической, или только лишь государственной общности. Он всегда находится в точке пересечения многих «социальных кругов» (по Зиммелю), всегда обладает двойным или даже множественным членством, что порождает часто в деятельности одного и того же индивида смешение правил, норм, ценностей, критериев. Поэтому невозможно механически отделить гражданское общество от других, негражданских, общностей; если же такое отделение произведено и полученное таким образом гражданское общество (в виде НКО и НГО) сделано объектом изучения, то мы изучаем фиктивный объект, причем не в его специфике (с точки зрения создания общественной солидарности), а с точки зрения его организационной структуры, финансовых и юридических связей и т. д., то есть как объект, представляющий иную, негражданскую сферу. Его собственно «гражданскость» ускользает из поля зрения исследователя.
Гражданское общество можно рассматривать с моральной, институциональной и идеологической точек зрения. Первая позиция является нормативной, и предметом рассмотрения в нормативных терминах становится содержание гражданского учения, то есть представлений членов и активных деятелей (акторов) гражданского общества о принципах общественной солидарности, которые составляют основу их деятельности именно как членов и акторов гражданского общества. С институциональной точки зрения рассматриваются стабильные средства выражения моральных требований гражданского общества; оно выражает свои моральные принципы через существующие институты, такие как конституции и законодательства, с одной стороны, и государственные организации — с другой. Кроме того, оно создает собственные институты: это, во-первых, медиа и другие институты выражения общественного мнения (опросы, голосования); во-вторых, специфические «собственные» организации гражданского общества (НКО). В результате оно обретает довольно сложную социальную структуру, где имеется собственная стратификация, структуры элит, структуры контроля, структуры институционализации (превращения движений и инициатив в формальные организации) и т. д. К идеологической стороне относятся культурные коды и нарративы, о которых упоминалось выше. Это, так сказать, орудия самопонимания гражданского общества и модели интерпретации, которые его члены и акторы применяют для понимания и категоризации людей, предметов и событий в сфере их деятельности. Эта идеология имеет поэтому сугубо практический характер. Кроме того, она не всегда эксплицирована и выражена в письменной форме. Она представляет собой смесь теоретических моделей и описаний с псевдотеоретическими представлениями обыденного знания, которые в совокупности и определяют реальное социальное поведение членов и акторов гражданского общества.
Если рассмотреть другие сферы жизни общества — хозяйство, государство, семью, можно увидеть, что они существенно отличаются от гражданского общества по своей внутренней организации: по мотивам деятельности, нормативным принципам и институциональным моделям. Для гражданской сферы (гражданского общества) характерны равенство, солидарность, открытость, уважение к другому и доверие. Эти категории в разных исследовательских контекстах могут рассматриваться как ценности гражданского общества, как мотивы, практикуемые в контекстах гражданского общения, как (при соответствующей разработке и конкретизации) модели взаимодействия в рамках гражданского общества, имеющие нормативный характер и предполагающие институционализацию, то есть воплощение в виде реальных институтов гражданского общества. Практически ни одна из рассмотренных нами других сфер не демонстрирует тот же набор признаков. Экономическая сфера целиком зиждется на частном индивидуальном интересе, что априори делает нехарактерными для нее такие категории, как равенство и солидарность в их чистом виде. Разумеется, многие из характеристик гражданской сферы формально воспроизводятся и в экономике (например, равенство как равенство экономических возможностей), но они не могут быть усвоены ею материально. Государственная бюрократия в этом смысле ближе к гражданской сфере, ибо в ней требования равенства и солидарности, например, прокламируются как регулятивные принципы, а следовательно, и конечные мотивы деятельности. При этом также бюрократические правила требуют отношения к гражданам как к равным друг другу, но в то же время сама бюрократия строго иерархизирована, что не характерно (или не должно быть характерно) для гражданской сферы. Существует и множество других различий и сходств, которые в своей совокупности и определяют динамику отношений гражданского общества с другими сферами и областями общественной жизни. В отличие от всех этих сфер гражданское общество может быть охарактеризовано, если использовать гегелевский язык, как сфера всеобщности. Человек выступает в нем в самом абстрактном виде, будучи свободным от всех своих конкретных определений — пола, возраста, национальности, профессии и т. д. — и равным любому другому гражданину.
Современное понимание гражданского общества в России отвечает скорее первым двум из указанных подходов: оно либо противопоставляется государству как «зонтик», под который подходит все негосударственное, либо рассматривается как «третий сектор» со всеми его организационными структурами. Это приводит к печальным результатам. Выше мы показали, что именно противопоставление гражданского общества как целого социальной жизни государству плюс отождествление общества с капитализмом (идея «капиталистического общества») привели к дискредитации гражданского общества и появлению альтернативных утопических, анархических, социалистических концепций, а также и к требованию сильного государства, способного регулировать экономику и общество. Практически речь шла о том, что противопоставление гражданского общества государству позволяло выступать под маской всеобщности партикулярным, прежде всего экономическим, интересам, которые в конечном счете подчинили себе общество. На протяжении постсоветских десятилетий во многих восточноевропейских государствах и прежде всего в России противопоставление гражданского общества государству вело, а зачастую ведет и сейчас, по сути дела, к тем же последствиям. Гражданское общество, понимаемое как общий резервуар всего негосударственного по существу начинает представлять собой общий аквариум, где совместно проживают нежные гражданские аквариумные рыбки и жестокие капиталистические пираньи. Чтобы избежать неправильного понимания, прибегну к уточнению. В нынешних наших концепциях гражданского общества, конечно же, экономическое не отождествляется с гражданским (экономические группы и организации не отождествляются с группами и организациями гражданского общества), но вместе с тем в качестве своего основного противника гражданское общество видит не экономические интересы, а интересы государства. Общество считается капиталистическим, а потому «общественники» рука об руку с «капиталистами» должны выступать против государства. Двести лет назад именно в таких обстоятельствах возник марксизм.
Если понимать гражданское общество как третий сектор, то здесь свои проблемы. Гражданское общество перестало быть «неформальным» и стало «формальным», то есть обрело характерные организационные формы. Конечно, можно понимать (а фактически сами сторонники гражданского общества так и понимают) регистрацию НКО как получение лицензии на равенство, солидарность, доверие, бескорыстие и прочие гражданские добродетели. Но парадокс, заключающийся в институционализации гражданского общества, состоит в том, что по мере институционализации оно нарастающим образом бюрократизируется и коммерциализируется. Организации гражданского общества (прежде всего НКО, а в большинстве исследований совокупность НКО и отождествляется с гражданским обществом как таковым) суть неизбежно организации, а потому следуют с необходимостью нормам и принципам организационной деятельности: выстраивают иерархию, разделяют сферы ответственности, вводят документооборот и т. д. В результате появляется, может быть, хорошая, то есть достаточно рационально организованная с точки зрения целей организации, а может быть, плохая, но все равно — бюрократия.