Леонов Николай Сергеевич – бывший руководитель Аналитического управления КГБ СССР, генерал-лейтенант. Родился 22 августа 1928 г. в Рязанской области. В 1983–1991 гг. – заместитель начальника внешней разведки КГБ СССР. Доктор исторических наук, профессор МГИМО.
– Так случилось, что именно при вашем поколении – в том числе и чекистов – был разрушен Советский Союз. Вы занимали ключевые посты в системе государственной безопасности и, в силу своих должностей, наверняка просчитывали различные варианты развития событий. Почему, предвидя самый катастрофический для государства сценарий, КГБ не оказал реального сопротивления развалу страны?
– Всякая попытка возложить ответственность за гибель тысячелетней империи на какую-либо отдельную государственную структуру несостоятельна. Потому что она означает, что виноват кто-то один, а с других снимает вину, выгораживает. Что касается Комитета госбезопасности – а я прежде всего принадлежал к разведке, к Первому главному управлению, где проработал с 1958 года, почти всю свою жизнь, – то важно понять, что эта структура не определяет судьбу государства. Не было у Комитета госбезопасности в то время никаких функций, никаких ресурсов, которые могли бы сделать этот институт ответственным за гибель или, наоборот, за укрепление государства. КГБ представлял собой систему датчиков, поставленных на теле государства, на его структурах, для того чтобы сигнализировать партийным и, в какой-то мере, государственным органам – если иметь в виду Совет Министров, о состоянии дел на том или ином участке в стране с точки зрения госбезопасности.
КГБ не имел никакой военной силы, никаких воинских частей, тем более частей, имеющих тяжелое вооружение, которые могли бы всерьез повлиять на ситуацию в стране. Не считать же такой силой разбросанные на огромной территории и имеющие очень узкие служебные функции погранвойска численностью в 240 тысяч человек; эти силы никогда не предполагалось использовать ни в каких других целях, кроме охраны границы.
Цель же разведки КГБ была рассказывать о зарубежных оценках положения в нашей стране. Это были носившие жизненный характер сообщения, грубо говоря, иностранных шпионов или каких-то зарубежных исследовательских центров, порой даже лучше нас самих разбиравшихся в ситуации в Советском Союзе и честнее о ней говоривших. То есть мы их глазами проверяли положение дел у нас в стране. Хотя, конечно, остальные структуры Комитета госбезопасности самостоятельно измеряли температуру тела организма нашего государства.
– Но у вас же, в конце концов, была возможность в виде ГКЧП?
– КГБ не был организатором и зачинщиком ГКЧП. Это дикая и абсурдная идея, вброшенная либералами, одна из исторических чушей, которая, когда придет время, отомрет и отвалится, как бородавка, промытая медикаментом. ГКЧП, как известно, даже не избрал председателя. А ведь там были и вице-президент СССР, и премьер-министр, и военный министр, который располагал реальной силой. Вот армия могла тогда все сделать. Когда мы вспоминаем Пиночета или Франко, то понимаем, что судьбу страны может решить армия. У армии было вооружение, ее численность не шла ни в какое сравнение с численностью КГБ. Но почему-то, когда речь заходит о ГКЧП, все считают, что главную скрипку там играл Крючков (в то время председатель КГБ СССР. – Авт.).
ГКЧП – это отчаянная попытка уже сгнивших людей, при окончательно сгнившем президенте СССР, спасти ситуацию. КГБ там был – седьмая спица в колеснице… В те дни я даже приказал своим офицерам сдать пистолеты. Нельзя же было идти с оружием против бушующего народа. Это бессмысленно. С пистолетом вы можете натворить такие дела, что будут и жертвы, и вас же за это разорвут…
– …Ельцина, однако, не разорвали в 1993 году, он победил.
– Комитет госбезопасности и я, как начальник его Аналитического управления, все предельно ясно видел и предвидел. Абсолютно все. И когда нас, работников того времени, в чем-то обвиняют, я отвечаю: «Пойдите в секретариат ФСБ, там, где хранятся копии всех информационных документов, которые исполнялись в то время сотрудниками того же Аналитического управления, и опубликуйте их. Но почему-то и сегодня на этих документах лежит жесточайшая печать секретности. Мы все видели, но вот делать что-то реальное в то время, кроме Ельцина, никто не был в состоянии. Никто! И на этом можно заканчивать дискуссию. Какой смысл говорить о том, почему я ничего не делал?.. Да потому что я был не способен действовать!
– …То есть, по-вашему, причина всех тогдашних бед в измельчавшем уровне личностей, руководивших страной? Но в КГБ ведь тоже не нашлось ни Дзержинских, ни Судоплатовых, ни Андроповых, ни, извините меня, даже своего Ельцина, давно наплевавшего на партийную субординацию… Вы, например, в знак протеста ушли из КГБ. Но вам не кажется, Николай Сергеевич, что это был благородный, но все же «бунт в чайной ложке»?
– Если у вас есть возможности и ресурсы, а вы их не используете – вас в этом случае надо судить. Если вы могли помочь жертве на улице, а этого не сделали – это преступное бездействие. Обвинить же себя в преступном бездействии при всей моей самокритичности я не могу. Могу лишь повторить, что уже отчасти сказал… У меня не было возможности ни на что повлиять. В моих руках был лишь информационный инструмент. Я докладывал всем нашим руководителям, в том числе и Горбачеву, о состоянии дел в стране. Когда в феврале 1991 года меня назначали на пост начальника Аналитического управления КГБ, я сказал Крючкову: «Зачем вы меня вырываете из разведки, которой я отдал всю жизнь?» К этому времени мне, да и многим в разведке, было предельно ясно, что мы уже покойники. Я спрашивал Крючкова: «Какого вы анализа от меня хотите? Вам что, самому не ясно, что в стране происходит? Мы же вам каждый день даем десятки-сотни телеграмм со всех концов мира. Что вам не понятно?» Я открыто говорил: «Вам не хватает воли в борьбе за власть. У вас не хватает разума и умения четко сформулировать свою позицию и обратиться к народу». Мы тысячу раз, например, говорили, что надо начинать открытую партийную дискуссию. Так что своим информационным оружием я боролся, как мог, и мне сегодня ни капельки не стыдно за любое свое тогдашнее слово.
Что касается Ельцина… Он, наверное, вообще последний политик России, если рассуждать о классическом понимании этого термина. Это был человек, который умел драться за власть, мог принимать любые волевые решения, не считаясь ни с чем. Хотя при этом, конечно, Ельцин не очень ясно представлял себе дорогу, по которой собирался двигаться. Ломился, как медведь сквозь чащобу, а советнички у него были, как вы помните, класса Бурбулиса… А вождя, как известно, иногда делает его свита. А у Ельцина свита оказалась по большей части случайная, чудовищно пораженная своими карьеристскими и шкурническими настроениями. Ведь создалась ситуация, когда в мгновение из ничего можно было стать всем.
– Внутри самого КГБ были сотрудники-диссиденты?
– Если иметь в виду диссидентов, как последующих предателей, то вы можете вспомнить предателя генерал-майора КГБ Калугина… Это был диссидент чистой воды! Это один вид диссидента. А были диссиденты в КГБ, которые высказывали свое суждение прямо, открыто на служебном уровне. Неоднократно. Себя лично я отношу к категории вовсе не правоверных, слепых служак. В моей практике были случаи, когда я по оценкам ситуации в регионах мира или в стране мог расходиться даже с Андроповым. Но дело в том, что действовать сама по себе, как я уже говорил, информационная система не может. Компьютер может дать ответы на многие вопросы, ну а действовать – нет.