События в «Норд-Осте» стали очередным, на уровне с терактами 11 сентября 2001 года, серьезным, историческим испытанием для Владимира Путина. 22 октября 2002 года террористы, захватившие заложников, поставили под вопрос судьбы России, политического режима, Владимира Путина. Двое суток судьба Российского государства была под вопросом. Это был не просто теракт, это была настоящая попытка государственного переворота. Но уже не идеологического, как с «Гражданским форумом», но реального, «горячего», жесткого. В тот момент авторитет Путина был основан на его политической и силовой реакции на теракты в Москве и действия боевиков в Дагестане в 1999 году. Россияне признали и выбрали Путина именно за модель его поведения в той ситуации и именно на этом был основан национальный консенсус его легитимности. Своим ответом на вызов чеченских сепаратистов Путин обозначил новую «повестку дня» российской политики после Ельцина. Эта повестка кратко была такова: «Самоценность, целостность государства Российского под сомнение ставится не должна». Путин закрепил этот тезис первыми шагами своего президентства. Все общество — интеллигенция, СМИ, чеченцы, Татарстан, губернаторы, думцы — были вынуждены с этим согласиться.
Однако в дальнейшем Владимир Путин после первых радикальных шагов введения федеральных округов, реформы Совета Федерации и высылки, а также «равноудаления» геополитических интриганов-олигархов — не подтверждал активными действиями свои ранние начинания. Из-за этого у всех игроков политического процесса создалась иллюзия отката к периоду позднего ельцинизма, особенно когда откат от намеченных государственнических реформ сопровождался геополитическими уступками в пользу США, что особенно проявилось после 11 сентября 2001 года. Казалось, путинские реформы захлебнулись.
Видимо, определенным силам мировой геополитики, а также внутрироссийской потенциальной оппозиции — в лице сепаратистов, исламистов, некоторых олигархов и т. д. — представилось, что наступил удобный момент для серьезной дестабилизации путинской России. Они решились бросить Путину и в его лице России вызов, которым и стали трагические события на Дубровке. Вместе с тем очевидно, что в теракте были заинтересованы кто угодно, только не сами чеченцы. На тот момент чеченцы приняли путинские правила игры. Чеченская диаспора и ее авторитеты пошли на активное — практически поголовное — сотрудничество с властями и силовиками; Северная Чечня полностью признала федеральную легитимность, и даже большинство полевых командиров так или иначе приспособились к определенному — подчас парадоксальному — симбиозу с российскими военными. На повестке дня стояло политическое решение чеченской проблемы, которое в целом устраивало всех чеченцев. Теракт одним махом перечеркнул все это. Отныне чеченцы еще не скоро, даже чисто теоретически, смогут претендовать на статус «политического субъекта». У них как у народа больше нет прав. Остаются права граждан. Но политически чеченцев как этноса больше нет. На неопределенный срок.
Что же касается ислама, то силы, бросившие вызов Владимиру Путину и России, не могут также проистекать напрямую из территорий ислама. Ислам как цивилизация в определенных аспектах очень слаб, и для реализации своих стратегических геополитических интересов ему жизненно необходимы партнеры — Россия, Европа, азиатские страны, другие потенциальные участники многополярного устройства. Исламизм, исламский радикализм — ваххабизм, Аль-Каида — действуют против интересов мусульман, против уммы, во имя идеалов собственной еретической секты — так называемый «чистый ислам», который смело можно назвать исламским протестантизмом — и на руку атлантистской однополярной геополитики. Поэтому исламистские террористы выполняют миссию не мусульман, а их противников, отстаивая интересы тех, против кого якобы направлена их борьба. Исламисты и их структуры — всевозможные «интернационалы» и «исламские комитеты» — должны быть стерты с лица земли. Это в интересах не только человечества, но и самих мусульман. Эти силы, напав на Москву, действовали против интересов ислама.
На Западе — и особенно в США — мнения о режиме Путина и его геополитическом значении разделились. Часть стратегов считала, что Путин приемлем для Запада и его лояльность США достаточна. Другая часть — Бжезинский, Волфовиц и т. д. — была убеждена, что Путин лишь отвоевывает хитростью для России передышку, и она скоро воспрянет. Эта вторая часть — с опорой на некоторые антипутинские круги бывших и настоящих россиян — решила цинично протестировать реальный статус системы Путина, которая, по некоторым внешним признакам, стала давать брешь за брешью. «Норд-Ост» стал своего рода reality check, таким же, каким спустя шесть лет стало нападение в августе 2008 года Грузии на Южную Осетию.
Очевидно, что теракт на Дубровке был организован с подачи этих геополитических сил. Исламисты-чеченцы — кстати, Мовсар Бараев был выкормышем именно исламиста Хаттаба и его помощника, которые были, как сегодня общепризнано, кадровыми сотрудниками ЦРУ — играли на руку совсем иным заказчикам. Каналы показывали «сестер», по-арабски, совершенно не по-чеченски завернутых в черную ткань, оставлявшую лишь прорезь для глаз. Позже выяснилось, что опорной инфраструктурой террористов в Москве оказалась совсем не чеченская диаспора. Когда террористы осуществили первый этап своего плана, многие вещи стали очевидными. Снова, как при позднем Ельцине, всплыли так называемые «демократические» политики: Хакамада, Немцов, Явлинский, Кобзон, даже пожилой Примаков, которого остаточные СМИ изгнанных олигархов с помощью террористов попытались реанимировать. Снова раздались забытые лозунги правозащитников — «Нет войне в Чечне». Если бы эта кампания достигла определенного уровня и Путин еще немного поколебался бы, его политическая легитимность была бы окончательно потеряна и мы бы оказались в совершенно иной стране. В этом и заключался коварный замысел: нерешительный в самом главном вопросе Путин — больше не Путин, а Россия — снова, как при Ельцине, — больше не Россия. На это и делалась ставка.
Серьезность вызова дополнялась и еще одним обстоятельством — если бы в результате штурма погибли все заложники, что было более чем вероятно, то Путину пришлось бы подтверждать свою правоту такими мерами, на которые он психологически был не готов. Кроме того, это могло вызвать неконтролируемую волну стихийного национального гнева, межэтнические трения, что поставило бы страну на грань гражданской войны. Организаторы теракта все рассчитали точно: с таким вызовом путинская система, не способная решить куда более простые задачи в благоприятных условиях и буксующая почти на ровном месте целых три года, не могла бы справиться. Владимир Путин должен был бы подтвердить свой радикальный выбор серией столь серьезных политических мер, что было бы критическим для страны и народа. Оставалось одно решение — узкие врата, решение в духе Симплигад.
Во время «Норд-Оста» — Путина, политический строй и Россию в целом спасли спецслужбисты. В этот раз силовики решили почти неразрешимое уравнение. Несколько секунд промедления — и число жертв изменилось бы в десятки раз, однако на кону было нечто большее. В руках чекистов была Россия. Они ее не потеряли. Они спасли Президента, спасли страну, спасли нас с вами. 26 октября 2002 года были спасены не только 700 заложников — была спасена Россия. После этого Владимиру Путину оставалось лишь закрепить свою тяжелую драматическую победу. Он оказался «тем, что надо». Он оправдал веру тех, кто в него поверил. Он встал стеной на пути тех, кто решили, — из-за его колебаний — что из него можно вить веревки и все вернуть на прежние позиции. Как оказалось, нельзя. Тогда мы победили. Это было непросто. Это было оплачено дорогой ценой. Но это так. Погибшие люди — не отравленный скот. Они пали за Родину, за страну. Ведь каждый русский, каждый россиянин уже на войне — нас мало кто любит вокруг, и уж точно никто не жалеет. И мы должны быть готовы в любой момент заплатить за то, что наша страна — Россия, что наш язык — русский, что мы — граждане великого Отечества. За величие, достоинство, гордость и свободу всегда надо платить. Пощады нам не будет. Мы должны быть милосердны, но только поставив сапог на грудь поверженного врага. Не раньше того. Не раньше. В «Норд-Осте» президент Путин взял на себя новый аккорд ответственности перед нацией. Она ему верила, и не зря, что он и продемонстрировал. Но после этого от него ждали дальнейших действий. Руки у президента были развязаны, мандат доверия — возобновлен. «Да, он способен нас защитить, он способен сказать жесткое “нет” врагам», — про себя или вслух думали россияне от Камчатки до Калининграда. Он развеял сгущавшиеся сомнения.