При этом 18 февраля 2000 года замначальника ГУБЭП МВД РФ Ю.Демидов заявил, что участие Собинбанка и «Фламинго» в проводке денег через БОНИ — «доказанный факт».
В связи с этим отметим, что в сентябре 1999 года в США побывала делегация российских спецслужб, целью которой было налаживание сотрудничества с американскими правоохранителями по делу БОНИ. Главой делегации был заместитель директора ФСБ РФ В.Иванов. Тот самый В.Иванов, который в «эпоху Путина» станет сначала зам. главы АП, а затем помощником Президента РФ по кадровым вопросам. В связи с этим укажем, что В.Иванова торопливые журналисты с ходу причисляют к этой самой «группе Сечина-Устинова». На самом деле элитная структуризация, конечно же, намного сложнее.
По итогам визита В.Иванов дал интервью ИТАР-ТАСС, в котором заявил, что ни ФБР, ни другие американские спецведомства не представили российской стороне никаких доказательств того, что российские компании «отмывали» деньги через БОНИ. Более того, Иванов решительно заявил, что ему не привели ни одного факта (!!!), подтверждающего участие российских фирм в нелегальных транзакциях.
В ответ на это «американские товарищи» в лице Минюста, Минфина, Госдепа США и ФБР тут же заявили, что они умышленно воздержались от предъявления россиянам специнформации, так как «расследование находится в активной фазе». Что, фактически, означало публичное выражение сомнения в непредвзятости российской делегации во главе с В.Ивановым.
Конечно же, позиция В.Иванова была «административно задана». Очень крупный российский администратор вел себя определенным образом в соответствии с определенной линией и в силу этого дезавуировал обвинения американской стороны в «отмывании» денег через БОНИ. Этот мотив был, безусловно, доминирующим.
Вопрос лишь в том, был ли он единственным. Или же, помимо административной линии, в качестве дополнительной имела место еще и линия «элитно-игровая». Вновь напомним демарши Шлейнова, который, «впихивая» в историю «Трех китов» след БОНИ, одновременно интегрирует в совокупный сюжет Е.Жукова, который был не только помощником Ю.Заостровцева, но и якобы сходным образом соотносился с В.Ивановым. Такой демарш может быть необъективным. Он даже и должен быть необъективным. Но он не может быть случайным.
Однако вернемся к истории с БОНИ.
Еще в феврале 2000 года главные герои этой истории — П.Берлин и его супруга Л.Эдвардс — сдались американскому правосудию. В результате они отделались штрафами. По ряду сообщений, они также вошли в так называемую «программу защиты свидетелей».
Сам БОНИ в октябре 2005 года был вынужден заплатить за допущенные «нарушения законодательства» штраф в 14 млн. долларов.
Что же касается происхождения проходивших через БОНИ средств, то вначале возникали подозрения, что это нелегальные доходы от торговли оружием и наркотиками. Однако официальное следствие пришло к выводу, что средства, проходившие через БОНИ, — всего лишь спрятанные доходы экспортеров.
В 2002 году итальянские и французские спецслужбы провели операцию «Паутина», направленную на раскрытие системы «отмывания» денег. В числе лиц, причастных к незаконным операциям, были названы известные бизнесмены Г.Лучанский и М.Рич. Как заявлял СМИ вице-комиссар Специальной оперативной службы итальянской полиции Л.Ринелла, операция «Паутина» — прямое продолжение «дела БОНИ».
Теперь — о тех, кто непосредственно фигурировал в «деле БОНИ». Как уже сказано выше, считается, что во главе системы фирм, созданных для проводки денег, стоял П.Берлин. Транзакции контролировала его жена Л. Эдвардс, вице-президент лондонского отделения БОНИ.
Кроме того, американские правоохранители утверждали, что к деятельности Эдвардс была причастна и тогдашний главный вице-президент БОНИ и глава восточноевропейского отделения банка Н.Гурфинкель. Покровителем Гурфинкель был вице-президент БОНИ князь В.Голицын — потомок русских эмигрантов «первой волны».
Отметим, что биографии всех участников этой истории — небезлюбопытны.
Согласно официальной биографии, Н.Гурфинкель родилась в 1954 году в Ленинграде.
По окончании школы поступила на факультет восточных языков Ленинградского госуниверситета.
Но востоковедение в СССР всегда было близко к разведке, и востоковедческие ВУЗы и факультеты достаточно плотно «опекались» соответствующими ведомствами. Ни для кого не секрет, что эти ведомства нарушали свою предвзятость в «еврейском вопросе» только в определенных случаях. То есть поступление Гурфинкель на факультет восточных языков должно было быть задано какими-то обстоятельствами, помимо способностей абитуриентки. Такими обстоятельствами в случае данной абитуриентки могло быть либо наличие очень высокого покровительства, либо нечто сходного типа.
Для того, чтобы обосновать такое утверждение, сошлюсь на вполне достоверную семейную историю. Мой отец, заведовавший кафедрой в московском вузе, не отягченном избыточной элитарностью, зашел к своему другу, ректору другого вуза, отягченного элитарностью. Причем вуза, сходного по профилю с тем, в который поступила Гурфинкель. Ректор метался по кабинету в ярости. Он получил 25-й обязательный звонок по принятию 25-го абитуриента. А мест было 24. Находясь в ярости и проклиная высоких покровителей, с которыми обязательно надо считаться, ректор ткнул в окно и сказал моему отцу: «А там, на улице, еще две тысячи абитуриентов, которые считают, что они сдают экзамены».
Конечно, Ленинград — не Москва. Но и не Урюпинск. А специфика абитуриентки Гурфинкель в начале 70-х годов, когда она поступала, требовала — признаем очевидное — каких-то покровительств при любых способностях поступающей. Итак, какая-то (ни о чем скверном не говорящая!) специфичность, безусловно, имеется уже в факте поступления Гурфинкель в вуз определенного профиля.
А дальше специфичность наращивается.
В 1979 году Гурфинкель вместе с первым мужем эмигрирует в США и оказывается в Принстонском университете — опять-таки, на востоковедческом факультете. Что такое эмиграция в 1979 году и что такое быстрая прописка в Принстоне, причем на востоковедческом факультете, в целом тоже понятно. Никто не хочет навязывать данной ситуации избыточную специфичность. Но нулевой эта специфичность быть не может.
Потом специфичность продолжает наращиваться.
В 1986 году Гурфинкель круто меняет свою судьбу. Научной карьере она предпочитает бизнес (еще вопрос — о способе переквалификации востоковеда в профессионального экономиста…) и поступает на работу в «Ирвинг бэнк корпорейшн».
В 1988 году «Ирвинг бэнк корпорейшн» оказывается поглощена БОНИ, где Гурфинкель тут же попадает под опеку В.Голицына. И под его руководством делает неслыханную, почти фантастическую для молодой русской эмигрантки-востоковеда карьеру: становится вице-президентом БОНИ.
В 1997 году Гурфинкель выходит замуж за известного российского постсоветского финансового менеджера К.Кагаловского.
Кагаловский был представителем РФ при МВФ, занимал высокие посты в структурах Ходорковского и так далее.