Book.

Готов бесконечно делать поправки на нынешнюю ситуацию. И ничего, кроме глубокого сочувствия и понимания, конкретный пострадавший субъект из ФСО, описанный Хинштейном, у меня не вызывает.

Ну, хорошо — таково время. Ну, хорошо — он пострадал, и ему нужны деньги. Ну, хорошо — он пал духом или попал в соответствующие обстоятельства. Это его право и его дело. Я не о нем. Я об этой самой касте, варне, группе, комьюнити.

Предположим, повторяю, что он пал духом. Может быть, пал, а может быть, нет. Я не знаю и категорически не хочу сказать ничего плохого. Но в порядке мысленного эксперимента предположим, что он пал духом. И что? Или у него специфические обстоятельства. И что? Я не о нем, я о других.

Другие — в том числе его подчиненные — собираются и говорят: «Ё-моё, сегодня осколки лицевых костей кому-то не попали в мозг. А завтра попадут. Еще неизвестно, отвалят нам какие-то деньги за это или не отвалят. Но мы не хотим быть парализованными или трупами. А потому пусть тот, кто взял, идет своим путем, а мы пойдем своим». Каким в таком случае должен быть путь, совершенно ясно.

Коржаков, к чести его и его команды, несколько раз показывал, как выглядит этот путь. В том числе в Сочи, где кто-то как-то попытался «выступить» против коржаковцев, а поплатилось все криминальное сообщество города.

В суперэлитарной структуре, злоключения отдельного представителя которой описывает Хинштейн, еще есть люди из той эпохи. И они этого не могут не помнить. Что произошедшее значит? И почему мы должны об этом читать в газетах? Причем во многотиражных? Это что, скрытое «предложение к танцу»?

Ах, ох, деньги так много значат… Вы готовы продать за деньги жену, сестру, мать, дочь?.. Если вы готовы, то вы уже даже не зверь, вы — овощ. Если же вы не овощ, то вы проведете грань между товарным и нетоварным. Миром правит эта грань.

Грань подвижна. Она зависит от типа общества, типа личности, конкретной жизненной ситуации. Но она всегда есть. Если ее нет, какая корпорация? Какие нормы?

Но, как специалист по культуре, я хочу, чтобы была осознанная разница между реальностью явления и так называемым симулякром (подделкой). Реальность опричнины состояла в том, что за шишку на голове опричника сжигали всю деревню и истребляли ее население. В смягченном виде это описано Лермонтовым в хрестоматийном произведении о купце Калашникове.

Опричнина ужасна и омерзительна. Ее певцом я отнюдь не являюсь. Но, как культуролог и аналитик, понимаю, что симулякр, в котором В.Сорокин пугает «днем опричника», а М.Юрьев этот день воспевает, в сочетании с публикацией А.Хинштейном подобных стенограмм, намного страшнее. И веет от этого сочетания не абы чем, а ужасом скорой государственной катастрофы.

Деньги — отличная вещь. Но лишь на своем месте. Когда деньги становятся «нашим всем», подменяют право, честь, внутренний кодекс… Когда они становятся суррогатом национальной идеи, то возникает криминально-дистрофичный симулякр вместо государства.

Такой симулякр — это пузырь, который лопается даже не под воздействием извне, а в силу своего собственного раздувания.

Вдумаемся: те люди, которые принадлежат к суперэлите безопасности и один из которых фигурирует в статье Хинштейна, не аналитики, не ученые, не оперативники, не следователи. Не хочу ничего плохого о них сказать (всегда к ним хорошо относился, как и к спортсменам), но в каком-то смысле понимаю, что агрессивное начало там должно доминировать. Оно не может не доминировать. Без этого нет настоящих достижений в боевых видах спорта. А также в сопряженных с ними профессиях.

Назовем это начало «нутром» или «звериной сутью»… Еще раз подчеркиваю: не хочу сказать ничего плохого. Звериная суть есть в любом человеке. А в каких-то профессиях она превалирует. Ну, жизнь так устроена. И профессии нужны. Что поделаешь? Моя мать когда-то говорила, что ее любимый герой в «Поднятой целине» Шолохова — это Макар Нагульнов, но это вовсе не значит, что она хотела бы оказаться с ним, например, в одном купе поезда.

Так что происходит даже с этой «звериной сутью»?

Я ее не воспеваю. Я не призываю к противоправным действиям. Я-то, наоборот, требую, чтобы все было в рамках закона и Конституции. Но с этой сутью что происходит? А вот что (рис. 45).

Рис. 45

Я не хочу идеализировать ситуацию и говорить, что чекистское сообщество — это высокоструктуризированная часть общества. Но о какой-то социальной специфичности этого сообщества говорить приходится. Ибо именно эта специфичность (назовем ее «первичной социальной связностью») и сделала сообщество своего рода аттрактором. Назовем сам аттрактор «чекистским корпоративным затвердением». И признаем, что некий рушащийся дом, наткнувшись на это затвердение, в каком-то смысле перестал рушиться. А точнее, просто проваливаться в болото всеобщей социальной аморфности.

Но рыхлая карнавальная («атомизированная») среда — она же «зооциум», «клоака» и так далее — никуда не делась.

Не будем даже говорить о том, что внутри этого «чекистского затвердения» (условной корпоративной солидарности, стайности, как хотите) уже есть средовой геном и вкрапления той же среды. Затвердение-то появилось из «карнавального ила». А ил был частью карнавальных «вод хаоса», окружающих этот кусок социальной структурности.

И эти «воды хаоса» (они же «зооциум», «клоака», «свалка» и пр.) лишь наращивают свою агрессивную аморфность (или аморфную агрессивность) и атакуют структуру.

Структура этому не сопротивляется. Формально взяв контроль над телевидением, радио, прессой, она не хочет и не может контролировать даже смысловые потоки. В отличие от потоков финансовых. Изменить качество среды могут только брахманы. Не пиарщики, не технологи, не идеологические лакеи — а брахманы! Но корпоративная опорная социальная структура в лучшем случае осталась сомнительно кшатрийской, однако не приобрела характера «нового брахманизма». А тогда она окажется «изъедена» средой и в итоге обязательно рухнет под ее напором.

Не будет брахманов (взятых откуда угодно, хоть бы из кшатрийской варны) — среда не изменится. Социальный мейнстрим сохранится. Деградация продолжится. Социальная опорная структура окажется погруженной даже не в воду, а сначала в серную кислоту, а потом в так называемую «царскую водку». А что тогда произойдет, предсказать нетрудно.

Сначала возникнут трещины. Потом — системная эрозия, которая превратит отдельные трещины в сеть (рис. 46).

Рис. 46

В итоге дом рухнет. Для того, чтобы он не рухнул, совершенно недостаточно следить за качеством опорной социальной структуры. Этого затвердения, аттрактора и так далее. Следить за этим абсолютно необходимо. Но, как говорят математики, «необходимое не есть достаточное». И здесь я вынужден четко проартикулировать главное.