Европейская комиссия срочно вызвала своих министров с рождественских каникул. Срочное совещание было назначено на 4 января. Но перед самой встречей неожиданно было объявлено, что российский и украинский президенты договорились. Внешне договоренности выглядели вполне достойным компромиссом. Украина соглашается платить рыночную стоимость за российский газ, но «Газпром» будет поставлять ей более дешевый газ из Туркмении, благодаря чему общая стоимость составит 95 долларов за тысячу кубометров. Чтобы подсластить пилюлю, «Газпром» будет платить Украине на 47 % больше за транзит газа в Европу.
Новая тревога на Западе возникла из-за того, что теперь весь газ будет продавать не непосредственно «Газпром», а некая темная торговая компания под названием «РосУкрЭнерго», зарегистрированная в Швейцарии. Половина ее акций принадлежала «Газпрому», остальные — двум сомнительным украинским бизнесменам. Создание «РосУкрЭнерго» в июле 2004 г. было согласовано Путиным и экс-президентом Украины Кучмой. Западные наблюдатели не могли понять, почему в это дело теперь втянулся Ющенко.
Американский посол Джон Хербст воспоминает: «Украинцы пришли и рассказали о сделке. Я был ошарашен. Мой немецкий коллега и другие европейские коллеги тоже. Мы полагали, что Украина имеет разумную позицию для переговоров, причем достаточно сильную. Но результат оказался менее чем оптимальным, говоря дипломатическим языком»21.
Дэймон Уилсон описывает оцепенение, охватившее Вашингтон: «Мы имеем дело с президентом, который заключает сделку с Россией, в результате которой появляется “РосУкрЭнерго”, посредник со всеми вытекающими отсюда теневыми транзакциями и сделками. Нам стало совершенно ясно, что это — средство для облегчения побочных платежей, для облегчения ведения на Украине самого худшего вида бизнеса. В самом центре “оранжевого правительства” поселилась коррупция».
Руководитель администрации Ющенко Олег Рыбачук признает, что это была неоднозначная сделка, но у них не было выбора. «Позиция Ющенко была такова: я понимаю, что газ — это грязный бизнес, но мы не можем вести бизнес с Россией иным способом».
Вашингтон и Европа увидели, как тают их мечты. Украинский демократ, которого они защищали, решительно оказался слаб. Уилсон называет это моментом разочарования, осознания того, что в «новой Украине» старые привычки сильны по-прежнему. Что касается Москвы, то Путин продемонстрировал намерение использовать никогда ранее не применявшееся оружие — энергоресурсы. Эти несколько дней отключения газа в начале января стали причиной невероятной нервозности в Европе и послужили толчком для радикального пересмотра политики ЕС в области энергетики. Отныне Владимир Путин перестал быть человеком, с которым с удовольствием имели дело.
Новый виток разочарований стал причиной ухудшения отношений между Москвой и Вашингтоном и даже между «друзьями» Бушем и Путиным. Оба стали обмениваться обвинениями в нечестном поведении. На очень нервном саммите в столице Словакии Братиславе, который состоялся в феврале 2005 г. (сразу после «оранжевой революции»), Путин достал из внутреннего кармана пиджака стопку листков формата 3 на 5 дюймов [8] (американцы прозвали их «жалобными карточками») и начал читать нотации Бушу про… короче, про то, что он по горло сыт нотациями со стороны американцев. Тирада звучала примерно так: мы делаем все, что можем, чтобы удовлетворить вас, мы поддержали вас в войне с террором, мы закрыли военные базы, мы без особого шума позволили вам уничтожить договор по ПРО, мы даже не позволили Ираку встать между нами, а что мы получили в ответ? Ничего. Вы не отменили поправку Джексона — Вэника, вы постоянно выдвигаете новые требования, не давая нам вступить в ВТО, вы даже не ратифицировали Договор об обычных вооружениях в Европе (ДОВСЕ), вы хотите создать ракетный щит, который делает нас уязвимыми, вы пытаетесь принять в НАТО всех наших соседей. Вместо поддержки нашей политики, направленной на реформирование экономики и встраивание в мировую систему, все, что мы слышим от вас, — это одни упреки за наши внутренние дела. О правах человека, о нашем якобы «откате» от демократии, о Чечне, о нашей прессе, о Ходорковском. Когда это кончится?
Новый советник Буша по национальной безопасности Стивен Хэдли говорил позже, что на его памяти не было «более испытующей встречи между двумя лидерами»1. Именно здесь Путин пытался перевести стрелки на Буша, заявив, что в Америке не существует свободы прессы, в качестве доказательства напомнив, что Буш якобы уволил уважаемого ведущего новостей CBS Дэна Ратера за то, что тот критиковал его2. Буш пытался объяснить, что все не совсем так, но Путин был не в настроении слушать. Вместо этого он набросился и на американскую демократию. Американский народ не выбирает своего президента, заявил Путин, это делает какая-то коллегия выборщиков. Буш заметил: «Владимир, не надо говорить об этом вслух. Ты только покажешь, что совершенно не понимаешь нашу систему».
Через три месяца появился шанс на примирение. Путин пригласил в Москву множество мировых лидеров на празднование 9 Мая — шестидесятой годовщины победы союзников над нацистской Германией. Впервые американский президент стоял на зрительской трибуне на Красной площади, наблюдая демонстрацию военной силы в советском стиле. Путин оценил жест (президент Клинтон бойкотировал аналогичный парад десятью годами ранее, выразив протест против первой чеченской войны), но ему не понравилось то, что произошло до этого и позже.
По пути в Москву Буш сделал остановку в Риге, столице Латвии, где полностью поддержал прибалтийскую версию послевоенной истории, а именно то, что советская армия-освободительница злоупотребила радушным приемом и стала оккупационной властью, сменив нацистское правление другим тоталитарным режимом. Советское угнетение в Европе, сказал Буш, «было одной из величайших ошибок в истории». Тот факт, что народы Прибалтики восприняли советское «освобождение» как оккупацию, — истина, с которой до сих пор не может смириться российское руководство, поскольку, на их взгляд, это оскорбляет память советских военнослужащих, которые сражались за освобождение страны от нацистов.
Но еще хуже, чем интерпретация президентом Бушем прошлого, было воспринято его истолкование настоящего. Из Москвы он полетел в Тбилиси, где грузины встретили его как героя, а Буш в ответ любезно назвал страну «маяком свободы для этого региона и всего мира» и прозрачно намекнул, что другие бывшие советские республики должны следовать за ней. Он похвалил Грузию за отправку военного контингента в Афганистан и Ирак и заявил: «Ваша страна вдохновляет демократических реформаторов и посылает сигнал, который эхом отзывается по всему миру. Свобода — это будущее каждого государства и каждого народа на Земле». Его слова вызвали ярость в Кремле, который в этот самый момент «закручивал гайки» в отношении Грузии, вводя запрет на импорт их вин и минеральной воды под предлогом «опасности для здоровья».
На протяжении 2005 г. Запад с бессилием наблюдал, как Путин занимается урезанием демократии, созданием «Наших», подавлением НПО и перекрытием газовых поставок на Украину. Но накал риторики с обеих сторон нарастал. В начале мая 2006 г. вице-президент Дик Чейни отправился еще в одну бывшую советскую прибалтийскую республику Литву со специальной целью — выпустить очередной град критики в адрес России. Но его выступление должно было прозвучать не как спонтанная атака вице-президента, известного своим периодическим несогласием с официальной точкой зрения, а как взвешенное мнение администрации. Дэймон Уилсон из Совета национальной безопасности Белого дома объяснял: «Мы понимали, что это — существенная возможность продолжения темы президентских выступлений о свободе. В Москве появилась тенденция отмахиваться от слов вице-президента Чейни, говорить, ну да, это вице-президент Чейни, мы знаем его как радикала, как неоконсерватора в администрации, но мы-то имеем дело с президентом Бушем. Поэтому мы очень тесно поработали с кабинетом вице-президента и его спичрайтерами. Мы хотели сделать так, чтобы выступление не прозвучало как личная точка зрения вице-президента Чейни, и подготовили очень взвешенный, сбалансированный между ведомствами текст, который содержал ключевые положения на тему демократии и весьма жесткую оценку того, что происходит в России»3.