В 1990-е годы Турция — член НАТО, со своим пантуранистским проектом, пользуясь ослаблением российской власти и падением влияния России на постсоветском пространстве, была нашим откровенным врагом, а турецкие структуры, турецкие школы, турецкие фонды и организации представляли собой враждебные сети. И поэтому, оценивая ситуацию вторжения турок в северный Ирак с позиции 90-х годов, нам следовало бы однозначно поддержать курдов, возмутиться агрессией проамериканских турок, наших противников, которые все 90-е подстрекали наши традиционные тюркские народы: татар, башкир, якутов, балкарцев или карачаевцев на Северном Кавказе — на действия против России. Геополитически это было бы совершенно правильно, и мы должны были бы именно так рассматривать то, что происходит сегодня в Турции и Ираке. Но ситуация с тех пор существенно изменилась.
Ситуация начала кардинально меняться в начале 2000-х годов. Сначала возникли проблемы со вступлением Турции в ЕС, куда она формально стремится. Затем со стороны США поступило предложение объединить Кипр, его греческую часть, с северной частью, которая сегодня оккупирована Турцией, и только на этих условиях включить Турцию в ЕС. И наконец, уничтожение американцами режима Саддама Хусейна, сдерживавшего этноконфессиональные противоречия между шиитами, суннитами и курдами, которые после американского вторжения возобновились с новой силой, поставив Турцию под удар.
Турция хочет в Европу, Европа ее не пускает. Турция хочет морально сохранить свое присутствие на северном Кипре, Запад предлагает вывести оттуда войска. И наконец, для Турции принципиально сохранение своих национальных границ в кемалистском пространстве, а это означает, что турки будут сами разбираться с курдами. Вместо этого у них на глазах практически образуется независимый северный Курдистан, поскольку нынешний Ирак не является централизованным государством и не может контролировать курдов. И тут еще, в довершение ко всему, в американском Конгрессе ставится вопрос о признании геноцида армян, что в современной ситуации является политической эксплуатацией этой трагедии, которая наносит удар по национальному самосознанию турок. Все это ставит перед Турцией очень серьезный вопрос: а оправдано ли дальнейшее пребывание Турции в НАТО? Оправдано ли дальнейшее движение в американском ключе, и не пора ли поискать альтернативу?
Неудивительно, что после всего этого в Турции начинается пересмотр геополитической позиции. Вспоминается и дружба Кемаля Ататюрка с Лениным, и то, что нынешняя турецкая государственность была создана в значительной степени при поддержке русских, и что между Россией и Турцией были периоды мира и сотрудничества. К тому же Россия бурно развивается, у России огромные природные ресурсы, Россия снова становится мировым полюсом и, по большому счету, начинает представлять собой некую внятную стратегическую альтернативу всевластию США, которые уже замахнулась единолично хозяйничать на всем Ближнем Востоке. Турция стала заложником в не своей игре.
Сегодня от сотрудничества с Америкой Турция получает только минусы: на повестке дня развал турецкого национализма, который, по большому счету, абсолютно несовместим с европейским представлением о правах человека, это просто другая традиция. Проблемы и с единством государства, поскольку продолжение дальнейшего движения на Запад, безусловно, приведет к возникновению межэтнических проблем для Турции. Встав на этот путь якобы для того, чтобы спастись от Сталина, Турция в итоге начинает утрачивать свою турецкую идентичность и свое национальное государство. И если когда-то Запад был для турок гарантом их национального государства, то сегодня продолжение движения на Запад просто чревато смертью Турции, концом не только кемализма, но и турецкой государственности.
В данной ситуации Россия имеет возможность получить довольно серьезного, активного, динамичного союзника, которого не пускают в Европу, которого все больше раздражают действия американцев на Ближнем Востоке, которому жизненно важны наши энергетические ресурсы. Именно поэтому мы прокладываем «голубой поток» по Черному морю. То, что нас сближает, все больше и больше перевешивает то, что нас исторически или политически разделяет.
Итак, мы определили геополитический статус нашего южного соседа: Турция — мощная региональная держава, пребывающая в ситуации перманентного геополитического выбора. Фундаментальной аксиомой геополитики является факт принадлежности Турции к «береговой зоне». Этот факт исторически возник в ходе драматической истории всего ХХ века, на заре которого Османская Империя была еще чем-то совершенно иным, самостоятельным сухопутным анклавом, хотя — как и континентальная Европа — также испытывала на себе два противоположных вектора — со стороны Великобритании (атлантизм) и Российской Империи (евразийство). Однако в эпоху империй контуры окончательной геополитической картины были туманны, и понадобилось несколько столетий, чтобы предвидения первых геополитиков точно совпали с политической картой мира: с одной стороны США, с другой стороны Евразия (Россия).
Как бы то ни было, сегодня Турция принадлежит в «береговой зоне», а, следовательно, геополитическая теорема турецкой политики в глобальном масштабе решается через баланс и противостояние двух ориентаций — атлантистской и евразийской. Крайним случаем является ситуация прямой колонизации прибрежной территории, но и в этом случае остается политическое пространство для оппозиции и, соответственно, для поиска геополитической поддержки у противоположного полюса. Такова геополитическая история современного Вьетнама, Кореи, Афганистана и т. д. Но в тех береговых странах или ансамблях стран, которые претендуют на самостоятельную политическую роль в региональном масштабе, выбор между атлантизмом и евразийством является добровольным, активным и драматическим.
Следует подчеркнуть, что геополитический выбор чаще всего остается трансцендентным в отношении конкретных идеологий или политических партий. Хотя между геополитическим выбором и определенными идеологическими системами существует определенная симметрия и взаимосвязь, никакого тождества в этой области провести нельзя. Евразийская и атлантистская партии могут быть правыми и левыми, религиозными и светскими, демократическими и тоталитарными, консервативными и прогрессистскими. Более того, в рамках одной и той же партии и политической системы вполне могут существовать геополитические полюса, ориентирующиеся на противоположные геополитические реальности. Такое положение дел требует очень тщательного анализа в каждом конкретном случае. Решение геополитической теоремы в рамках партийных, социальных, идеологических споров и полемик может происходить самым причудливым образом, разводя по разные стороны баррикад партийных единомышленников, сближая между собой сторонников даже противоположных мировоззрений и партийных платформ. Геополитика накладывает на политологическую и социологическую картину общества дополнительную сетку, которая основана на автономной системе признаков.
Все это напрямую касается Турции как мощной региональной державы, принадлежащей к «береговой зоне». Турция со времен Ататюрка обладает мощным национальным самосознанием, воспринимает свою государственность как колоссальную, высшую, почти абсолютную ценность и стремится играть в региональном контексте самостоятельную и сильную партию. Следовательно, исторические инвестиции политической воли и интеллектуальных усилий в геополитический выбор, баланс между силовыми линиями атлантизма и евразийства в Турции огромны и представляют собой важнейший политический процесс, определяющий во многом курс национального пути на каждом историческом этапе.