а) Важную роль во всем исламском мире играет Саудовская Аравия, где идеология ваххабизма является не просто весьма распространенной, но официальной идеологией правящего режима. Ваххабизм представляет собой крайне моралистическую пуританскую экстремистскую форму арабского суннизма, абсолютно лишенную намека на какие бы то ни было мистические, инициатические элементы. Это — ислам, полностью лишенный духовного измерения, воплощение моралистического фанатизма и самодовлеющей буквы законничества. В определенном смысле, к понятию «ваххабизм» термин «фарисейство» применим в еще большей степени, чем к иудейской религии.
В современной же реальности этот саудовский ваххабитский полюс, сопряженный с тоталитарным правлением нефтяных шейхов, является абсолютным союзником атлантистского Запада, надежнейшим форпостом США в странах Ближнего Востока и, шире, во всем исламском мире.
б) Второй, во всем противоположный первому полюс, воплощен в иранском исламе преимущественно шиитского направления. К этой же категории примыкают различные течения в суннитском исламе, имеющие подчеркнуто мистическую, инициатическую ориентацию. Совокупно эти группы можно назвать шиитско-суфийскими. Это течение и исторически, и философски, и культурно представляет собой полную противоположность ваххабистской версии. Это ислам живой, визионерский, парадоксалистский. Мораль и внешняя буква имеют в нем второстепенное значение. На первом же месте стоит мистика личного или коллективного преображающего опыта, тайного сердечного знания, таинственного, сложного пути к центру вещей. Проиранские, шиитско-суфистские течения в современном исламе геополитически можно совокупно назвать евразийскими, континентальными. Они, как правило, имеют общий знаменатель — радикальную неприязнь к Западу и атлантизму, священную ненависть к технократической материальной атеистической цивилизации богатого Севера, отождествляемого с «большим шайтаном».
Важно подчеркнуть абсолютную несовместимость этих двух разновидностей исламского фундаментализма. Показателен тот факт, что шиитский мир высшими духовными авторитетами почитает убиенных имамов, погибших от рук султана Йазида. Ваххабитская же традиция, со своей стороны, считает этого исторического персонажа — халифа Йазида — высочайшим духовным авторитетом. Таким образом, здесь налицо тотальная религиозная, психологическая и геополитическая оппозиция.
в) Следующей самостоятельной версией ислама, сегодня ограниченной, впрочем, почти исключительно арабским миром, являются различные версии исламского социализма, чаще всего связанные исторически с партией БААС. До вторжения американцев в Ирак в начале 2000-х годов и событий «арабской весны» начала 2010-х эта тенденция была чрезвычайно сильна в Ираке, Сирии, Ливане, Южном Йемене, а также в Египте и Ливии. В свое время исламский социализм геополитически поддерживался Советским Союзом, но после его распада это направление стало постепенно терять свое влияние перед лицом неуклонно растущей популярности разнообразных фундаменталистских тенденций. В будущем, чтобы выжить, данное течение обречено на комбинацию с иными исламскими движениями.
г) Еще одной мощной тенденцией в исламском мире является «просвещенный исламизм». Он представляет собой фактически полный отказ от нормативов исламской традиции в ее религиозном и цивилизационном измерении, ориентируется на копирование западных образцов политики и экономики, представляет собой, по сути, светскую модель атлантистского толка, целиком прозападную и стратегически несамостоятельную, но в то же время сохранившую рудиментарные, сувенирные элементы фольклорного исламизма. Самые характерные примеры таких режимов в исламском мире: светская Турция, проамериканский Египет во времена Мубарака, Тунис при Бен Али, Пакистан, Алжир, Марокко.
Перечисленные четыре версии ислама, несмотря на свое разнообразие, могут быть сгруппированы по геополитическим ориентациям следующим образом: потенциально евразийскими является суфийско-шиитская линия и остаточный арабский социализм; атлантистскими — саудовский ваххабизм и «просвещенный ислам». Поэтому когда речь заходит об исламском факторе, мы обязаны немедленно уточнить, что, собственно, имеется в виду, хотя бы в рамках приведенной нами выше несколько упрощенной схемы.
Итак, представление о «едином исламе» является заведомо ложным и чисто пропагандистским ходом. Есть ислам евразийский и ислам атлантистский, прозападный и антизападный, и критерием разделения служит не факт исповедания религии Мухаммада, а специфика исповедания, в частности, противоположность ваххабизма и суфизма; не особенности светского политического режима, но геополитические предпочтения конкретной идеологии — в частности, радикальная оппозиция капиталистических прозападных режимов просвещенного исламизма и стран исламского социализма.
Запад поддерживает атлантистски ориентированный ислам и борется против ислама евразийского. В отношении такой объективно и органически евразийской державы, как Россия, стратегия Запада однозначна: Россию необходимо поссорить с потенциальным союзником (евразийским исламом), а также поддержать все антироссийские подрывные действия всех сил «атлантизма в исламском обличии». Этой формулой и руководствуются американские и натовские стратеги, навязывая российскому руководству те правила международных внешне— и внутриполитических отношений, которые будут удовлетворять интересам «нового мирового порядка».
Так как геополитические интересы Запада транслируются внутри России посредством атлантистской агентуры влияния (прозападного лобби), то совершенно логичным становится внешне противоречивое и парадоксальное (если не учитывать геополитику) отношение либералов к чеченской кампании: с одной стороны, либералы помогали раздувать антиисламские настроения в российских массах, с другой стороны, проявляли солидарность с мусульманами там, где речь шла о нанесении ощутимого вреда России как евразийской оси.
Со стороны патриотов было бы также вполне логично руководствоваться строго геополитическим подходом, отбросив все эмоциональные или вкусовые предпочтения, конфессиональные противоречия, скорее преодолеть страшную память междоусобной войны. Но, увы, если геополитическое самосознание Запада в практической плоскости опирается на сотни серьезных аналитических центров, фондов и интеллектуальных институтов, которые впоследствии и снабжают геополитическими проектами проводников своей политики в других странах (среди прочего и российских либералов и «молодых реформаторов»), то геополитическое самосознание национальных сил России фрагментарно, поверхностно, случайно, эмоционально и неразвито.
Почти всеобщее геополитическое невежество патриотов крайне облегчает реализацию атлантистских планов и замедляет процесс пробуждения нашего народа и государства к исполнению органичной и естественной евразийской миссии.
Внутренний конфликт в Чечне во время первой (1994–1996) и второй (1999–2009) кампаний обусловлен радикальной разнородностью тех сил, которые были сплочены изначальной антироссийской кампанией. Можно очень условно сопоставить промосковские силы на ранних стадиях конфликта — Хасбулатов, Завгаев и т. д. — с позицией «исламских социалистов». Но ослабление и геополитическая самоликвидация Москвы, особенно в период практического полновластия там неприкрытых атлантистов, обрекла их позицию на неминуемое поражение. Против них и против Москвы сплотились три силы: национал-фундаменталистские, протурецкие (просвещенный исламизм) и ваххабитские, в основном импортированные извне. Здесь важно учитывать еще один фактор: чеченский ислам традиционно является практически исключительно суфийским по своей ориентации, совершенно чуждым саудовскому морализму, и, напротив, близким к шиитским и иранским моделям. Следовательно, органичный и последовательный чеченский фундаментализм с необходимостью окрашен в евразийские тона. Это отнюдь не означает автоматической симпатии к Москве как к основному полюсу Евразии, но в то же время практически исключает атлантистскую, прозападную ориентацию.