Иллюстрация: в апреле 2004 г. на Московской международной конференции, посвященной «либерализации», Милтон Фридман сказал, что когда 15 лет тому назад его спросили о том, как строить истинно либеральную модель экономики в России, он ответил: «Приватизация, приватизация и еще раз приватизация». По его признанию, это был упрощенный и, более того, ошибочный ответ. Он должен быть, по мнению Фридмана, дополнен двумя положениями: обеспечением правовых рамок для частной собственности и стабильной денежно-кредитной политикой. Эти идеи, которые пришли в голову Фридману в 2004 г., я высказывал в 1992–1993 гг. (можно прочитать в стенограммах моих выступлений на съездах депутатов в Кремле и сессиях Верховного Совета, статьях того периода, книгах). Но это далеко не единственная грубая ошибка М. Фридмана. (См.: Вашингтонский консенсус.)
Другой аспект рассматриваемого вопроса заключается в том, что «экономический либерализм» и «экономические свободы» «экономического человека», по Адаму Смиту, никак не связаны с проблемой «политического плюрализма» (политического либерализма), истоки которого покоятся на теориях основоположников французского социализма, теоретически возглавивших борьбу с абсолютистскими монархиями Европы (прежде всего Франции). Их современные продолжатели в России почему-то из «левых» стали «правыми» (консерваторами – но что им «консервировать» в наших условиях, какие традиции, какие институты?).
Если «правые» разделяют взгляды основоположников политического либерализма, идейно подготовивших Великую французскую революцию (под лозунгами «равенства», «братства» и «справедливости»), их «заигрывания» с «левыми» в ходе прошлых избирательных кампаний вовсе не были «противоестественными альянсами». Их неосуществимость покоилась на нескольких идеологизмах: во-первых, неверном понимании того, что есть «левые» и что – «правые»; во-вторых, на абсолютном игнорировании интересов большинства общества, пребывающих в нищете, неумении и нежелании вести серьезную публичную работу с коллективами работников; в-третьих, их очевидные «оглядки» на власть, кремлевскую администрацию.
Но дело не только в проигравших партиях, вопрос имеет прямое отношение и к партии-победителю. С точки зрения формального закона, победа – на стороне этой партии. Но эта победа была обеспечена целенаправленной деятельностью всех возможностей государства, когда избиратель был обречен голосовать за нее. С точки зрения знаменитой гегелевской триады: мораль – право – нравственность, когда первая ступень сознания, мораль, становится правовой категорией, а затем трансформируется в нравственность как высшую форму правового сознания, – эта не победа. Она не имеет морально-нравственного аспекта (базы). Другой известный классик (от политики) эту мысль сформулировал рельефно: «По форме – законно, по существу – издевательство». И самое главное – такого рода «победы» – иллегальны в своей основе, не основываются на реальном волеизъявлении абсолютного большинства нации – в этом главный ключ правового характера власти в демократиях, реальных демократиях.
Demos Cratia – власть народа или народная власть. У Аристотеля в «Политике» мы находим разъяснения, почему власть должна контролироваться демосом – народом. «Большая часть людей живет в скромном достатке, – пишет этот античный философ. – Наверное, всех людей невозможно сделать богатыми, но доступно другое – пусть народ контролирует власть и держит в узде богатых, ни в коем случае не допускает (во власть) олигархов, которые тотчас начинают разрушать справедливость». Насколько точно, изящно сформулирована эта мысль!
Здесь, как видим, строение формулы власти, подконтрольной народу (демократия), конструируется следующим образом: а) народ/власть – б) справедливость – в) равенство. Как видим, никакого отношения это античное определение демократии не имеет к тому ее понятию, которое ей пытаются придать современные российские «либералы» – толкователи демократии, называющие себя почему-то «либеральными демократами» («Правое дело» и др.). Этот самый простой анализ показывает крайнюю убогость мышления представителей современных «элитарных кругов» общества, навязывающих свои собственные произвольные суждения, бездумно использующих слова и фразы, не вникая в их суть. А иногда – прямо искажающие эти самые «очевидные истины». Например, из употребления выброшено понятие «справедливость» – содержательная сторона «демократии» (демократии, как формы государственного устройства, главная цель которого – достижение справедливости).
О преимуществах демократии за более чем две тысячи лет до Уинстона Черчилля писали великие античные философы Аристотель и Платон – оба осуществляли свои исследования с позиций интересов аристократии. Сравнивая разные формы государственного устройства – республики, монархии, олигархии, тирании, аристократические системы и пр., – эти мыслители, однако, не забывали о народе (demos), требовали учитывать его права и интересы. У Аристотеля же мы находим и основы теории разделения властей, которые были развиты знаменитыми европейцами Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Вольтером – в преддверии великих антифеодальных революций. Античные философы описали даже концепцию меритократии (власти ученых), которую в 70-е годы прошлого века исследовал известный социолог Даниэл Белл. Но вряд ли стоит сегодня даже мечтать о такой перспективе в силу ее несбыточности...
Но толкователи исходят из антилогики: они почему-то «забывают» о содержании понятия «демократия». Выхолащивают из него сердцевину – стремление к справедливости. А «первая ступень» движения к справедливости – это равенство, являющееся своего рода встроенным элементом демократии. Что остается от «демократии», если отнять ее сущностные свойства – справедливость и равенство? Химеры! Это то, что имеется сегодня (т.е. химеры). Они умудрились «дополнить» уникальный термин «демократия» еще одним любимым словом «либеральная», то есть «либеральная демократия». А демократия может быть «не либеральной»? Оказывается, может, например, «суверенная демократия».
Античные авторы, с точки зрения исследования разных типов государств и их устройств, подводили к той мысли, что ни одно государство не может считаться идеальным, все они – лишь «формальная оболочка», могущая рассматриваться с позиций достижения индивидуального и общественного блага. Наверное, и ныне не стоит поклоняться государству как божеству, его единственная задача – обеспечить социально-экономическое процветание общества. ПроцветаниеНЕгосударства (и его политического режима), а процветание народа. Это – не одно и то же. Так же, как неверно отождествлять государство и его политический режим. История государств показывает, что оно (государство) начинает трещать по швам в такие периоды, когда особого могущества достигают политические режимы правителей...
Государство – не самоцель, а своеобразный уникальный механизм достижения общественного блага. Спустя двадцать веков Адам Смит изложит эту античную мысль словами: Государство – ночной сторож общества. Отечественный «ночной сторож», однако, не справляется с этими задачами, обленился, но зато опять старается вернуть себе былые «вредные привычки» – стать над обществом. Двухтысячелетняя история государств показывает, что государство может процветать, в то время как народ бедствует. Наиболее яркий пример этого – Советский Союз: могучее государство, мировая империя, и – вечно нуждающийся народ (все жизненные силы уходили на поддержание государства как такового, выполнение его глобальных функций; на поддержаниевсесильной системы управления – политического режима верхушки компартии, или административно-бюрократической системы – АБС).