* * *
На штабном корпусе грузинской РЛС замыкались два ряда колючей проволоки, которые и составляли периметр. Здание было двухэтажным с решетками на окнах нижнего этажа. В остальном отличий от аналогичной российской РЛС не было. Разве что радары смотрели в прямо противоположную сторону. И машинный зал располагался примерно там же, где на российской станции, и даже вал был выполнен по тем же параметрам, что на станции в окрестностях Владикавказа. И здание караульного помещения располагалось точно так же. Короче говоря, незнакомая обстановка была знакомой. Подполковник сразу распорядился:
– Пять минут на отдых, потом работаем в том же порядке, что на прежнем участке. Прялка, здесь пожарной лестницы нет...
– Есть водосток. – Веретенников уже присмотрелся через прицел к зданию, на крышу которого ему предстояло забраться.
– Выдержит ли? – с сомнением спросил Литовченко.
– Издали внешне крепкий... Посмотрим, что представляет собой вблизи. Пока ничего сказать не могу.
– Прихвати на всякий случай веревку... – Майор протянул старшему лейтенанту веревку из своих запасов. Веретенников прицепил ее к поясу. После этого снова поднял винтовку и в прицел рассмотрел крышу.
– Петлю можно бросить. Есть за что зацепиться. Я пошел, пожалуй...
Снайперу и следовало выходить первым, чтобы просмотреть территорию на предмет безопасного прохода. Впрочем, функции снайпера в данном случае были только страховочными, поскольку и без него система спутникового контроля давала надежную страховку.
Первоначально при выходе с базы рассматривался даже вариант с расположением снайпера на вершине одной из соседних гор. Но дистанция все же была солидной и не давала того обзора, какой предоставляла крыша штабного корпуса.
Веретенников неслышно скрылся в темноте и словно растворился среди камней. Поднялся и Литовченко.
– Мы с Шараповым, пожалуй, его подстрахуем.
– Давайте. Оттуда сразу идите к периметру.
– Понял. Так и сделаем.
– Догоняйте, – сказал в микрофон Веретенников. – И не ползком. Я быстро хожу.
– Остальным тоже пора, – как обычно, мягко и внятно отдал команду Сакратов.
* * *
Все участники операции разошлись по своим местам. С Сакратовым остался только Муравьев, развернувший пока только один из своих штатных ноутбуков и наблюдающий за перемещением военных разведчиков.
Первым на позицию вышел, как и рассчитывалось, Веретенников. И сразу доложил по связи:
– Сократ, я – Прялка. Занял позицию. Подо мной на втором этаже светится окно. Слышны голоса и музыка... Какое-то застолье.
– Понял. Постарайся не входить к ним даже со стуком.
– И не вздумай под музыку лезгинку сплясать, – не удержался Литовченко, чтобы не вставить свое слово.
– А еще говорите, товарищ майор, что в Грузии жили, – укорил Литовченко Субботин, уже вышедший вместе с Агаревым на свою позицию.
– Жил, долго... Все детство. И что? – не понял майор.
– Лезгинка – это народный танец лезгинов. А они живут в Дагестане и Азербайджане, а не в Грузии.
Литовченко промолчал, проглотив пилюлю, поскольку названия грузинских народных танцев не знал, а лезгинку назвал грузинским танцем потому, что так считает большинство населения России. И понятие это уже настолько прочно вошло в сознание людей, что никто и задумываться не хочет, что не все кавказское обязательно грузинское.
– Я – Прялка, – голос снайпера заставил офицеров группы вернуться в рабочее состояние. – Все четверо часовых по периметру сидят на местах. Один курит и смотрит куда-то вдаль. Их только что сменили, и настроение у всех оттого неважное. Целых два часа дежурить... Свеча, даю добро на старт, можете выдвигаться. За вами не слежу, контролирую часовых.
– Я – Свеча, понял! Мы пошли.
– Внимание! – сказал из-за своего монитора Муравьев. – Из караульного помещения вышли двое. Стоят у входа...
– Я – Прялка, проверяю! Да, еще двое курят. Эти только что, кажется, сменились. Перед сном покурить вышли... Можно идти. Им вас в бинокль не увидеть.
– Мы уже у колючей проволоки.
– Я – Сократ. Есть возможность не резать проволоку? – спросил командир.
– Я – Свеча. Можно отжать. Я с собой ветку для этого прихватил. Вот так. Проползем... Четверг, вперед!
– Докладывай, Муравей, что тебе видно? Их видишь?
– Я – Муравей! Их вижу. Колючую проволоку – нет. Если бы по ней ток пустили, видел бы. Тока нет, пусть ползут...
– Я – Свеча! Мы поднимаемся на вал. Прялка, что там часовые?
– Подожди пару минут. Один из часовых вертится. Нет, он просто чешется... Ему не до вас. Вперед, без песен... Часовых всех контролирую по очереди. Пока спокойно. Курящий закурил новую сигарету. Интересно, хватит ему до конца поста пачки?
– Я – Свеча, прошли вал! Идем прямиком на машинный зал. Как обстановка?
– Я – Муравей, все спокойно! Двигайте смело!
– Куряки у «караулки» отправились спать, – сообщил снайпер.
– Туда им и дорога, – резюмировал Литовченко.
– Я – Свеча! Мы на крыше. Ищем вентиляцию.
Максим Васильевич уже пару минут назад загрузил свой ноутбук.
– Работайте. Включаю приемное устройство. Первая камера...
– Я – Четверг! Первая камера у меня, – отозвался Субботин. – Проверяю. Как я вам?
– Красавец. Хотя кое-кто мог бы со мной не согласиться. Изображение в норме. Запускай! Полюбуюсь шахтной темнотой...
* * *
Камеры с микрофонами были успешно установлены и апробированы. Все четыре работали в нормальном режиме, как и микрофоны. Питания должно было хватить на пятнадцать дней бесперебойной работы. Вообще-то аккумуляторов должно было хватить и на месяц, как говорится в инструкции, но специалист ГРУ по этой технике подполковник Столетов, посмотрев данные инструкции, только поморщился и не пообещал устойчивой работы на срок более пятнадцати суток. Инструкции не всегда соответствуют действительности. Однако все испытания генераторов рассчитаны на десять дней. Значит, пятнадцати хватит с лихвой. Спутник же управления космической разведки обеспечивал прием связи с камер и микрофонов в любой точке земного шара. Но Сакратов не знал, как передать данные на спутник, и вместо него это успешно сделал старший лейтенант Муравьев.
– Все в порядке. Прием-передача прошли успешно. Москва уже смотрит машинный зал.
– Я – Сократ! Все, благодарю всех за работу. Снимаемся! – прозвучала команда.
– Я – Свеча! Понял, выходим...
– Эй-эй-эй... Ты что делаешь, дурак! – раздался вдруг обеспокоенный голос Веретенникова.
– Что там, Прялка? – вскинулся Максим Васильевич.