Галлюцинации | Страница: 37

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Приблизительно в середине припадка, рассказывала миссис Б., у нее в голове возникала «забавная идея» и предчувствие появления запаха:

«Я жду появления запаха в любой момент, но не могу точно сказать, когда именно это произойдет… Первый раз это произошло, когда я была за городом. У меня было чудесное настроение, я собирала незабудки. Очень хорошо помню, что я то и дело нюхала эти цветы, хотя прекрасно знаю, что они ничем не пахнут. Я продолжала упрямо нюхать цветы, ожидая, что вот-вот почувствую аромат, хотя, как я уже сказала, я прекрасно знаю, что у незабудок нет никакого аромата. Но, зная это, я одновременно знаю и другое».

В этой второй фазе эпилептической ауры миссис Б. ощущает, как «отчуждение» все больше и больше усиливается, а это значит, что неумолимо приближается судорожный припадок. В это время она ложится на пол подальше от мебели, чтобы не ушибиться во время судорог. Вот что она рассказывает:

«Когда я чувствую, что совершенно отдалилась от себя и от мира, я вдруг – как взрыв или удар – ощущаю запах. Как только появляется запах, я тут же возвращаюсь в реальный мир и перестаю чувствовать свою от него отчужденность. Запах раздражающе сладкий, напоминает запах дешевых духов. На меня снисходит невероятное спокойствие. Кажется, я теряю слух, остается один всепроникающий запах».

Его ощущение продолжается несколько секунд, а потом пропадает, но тишина продолжается еще пять – десять секунд, после чего кто-то окликает больную по имени. Вот как она сама об этом рассказывала:

«Это не похоже на то, как слышишь голос во сне. Этот голос поражает меня. Он не мужской и не женский. Я его не узнаю. Я знаю только одно – я слышу голос, после чего у меня начинаются судороги».

Больная изо всех сил старалась не прислушиваться к голосу, но он был неотвратим. В конце концов миссис Б. теряла сознание, после чего начинался собственно судорожный припадок.

У Говерса был один «излюбленный» тип припадка, к которому он постоянно возвращается в своем сочинении, ибо у этого больного, так же как и у Тельмы Б., была эпилептическая аура, включавшая в себя галлюцинации разнообразных модальностей, сопровождавшихся стереотипным «маршем» симптомов. Этот марш подсказывал Говерсу, как именно эпилептическое возбуждение распространяется по мозгу, активируя сначала одну его часть, потом другую, вызывая при этом соответствующие галлюцинации. Этого больного Говерс впервые описал в своей «Эпилепсии», опубликованной в 1881 году:

«Больной – умный воспитанный молодой человек двадцати шести лет. Все его припадки проходят по одной и той же схеме. Вначале слева под ребрами появляется ощущение, похожее на «боль от судороги». Потом, на фоне непрекращающегося ощущения, в груди с ритмичным гулом («бум-бум») прокатывается ком. Когда ком докатывается до верхней части груди, больной начинает чувствовать и слышать «стук». Это ощущение распространяется к левому уху, а потом в нем раздается «шипение, похожее на шипение паровоза». Шипение отдается в голове. Потом больной неизменно видит какую-то старуху в коричневом платье, которая предлагает ему что-то пахнущее бобами тонка [55] . Затем старуха исчезает, и в поле зрения появляются два больших световых пятна – эти расположенные рядом пятна начинают приближаться резкими толчкообразными движениями. С появлением пятен шипение пропадает, но в горле возникает чувство удушья, после чего происходит потеря сознания с последующими судорогами, которые, судя по описанию, являются несомненно эпилептическими».

У большинства людей фокальные припадки проявляются стереотипными зрительными галлюцинациями, которые практически без изменений повторяются от припадка к припадку. Есть, однако, больные, у которых репертуар аур довольно богат и разнообразен. Писательница Эми Т., у которой эпилепсия возникла, вероятно, вследствие болезни Лайма, так описывала мне свои галлюцинации:

«Когда я поняла, что эти галлюцинации суть эпилептические припадки, я сильно ими заинтересовалась как неким капризом своего мозга, и постаралась подмечать детали повторявшихся видений». Будучи писательницей, Эми Т. давала имена своим повторным галлюцинациям. Самую частую галлюцинацию она назвала «светящимся вращающимся одометром». Вот как она его описывает:

«Выглядит он приблизительно так же, как спидометр машины ночью, если не считать того, что цифры в нем вращаются с головокружительной быстротой, как цифры счетчика стоимости бензина на заправке. Приблизительно через двадцать секунд цифры начинают распадаться на фрагменты, рассыпается и сам одометр, и все видение постепенно исчезает. Так как эта галлюцинация повторяется довольно часто, я начала играть в игру: смогу ли я прочитать выпадающие числа или регулировать скорость их появления на шкале одометра, или смогу ли я продлить галлюцинацию. До сих пор у меня это не получалось».

Остальные галлюцинаторные образы были неподвижны. Какое-то время больная часто видела

«…женскую фигуру в длинном викторианском платье. Женщина стояла на просцениуме, а в глубине сцены виднелись другие люди. Все вместе было похоже на тусклую фотографию той эпохи или на черно-белый вариант картин Ренуара, на которых он изображал людей в парке. Женщина не смотрела на меня и не двигалась. Я никогда не принимала эту сцену за что-то реальное и не думала, что это настоящие люди. Образ этот меня не трогал и не волновал, он не имел никакого отношения к моей жизни, и, глядя на женщину, я не испытывала никаких эмоций».

Иногда содержанием галлюцинаций были неприятные запахи или тактильные ощущения – например она чувствовала, как под ногами «…колеблется земля. Иногда я даже спрашивала у людей, не началось ли землетрясение».

Иногда у больной бывают дежавю и жамевю, и это вызывают у нее сильное беспокойство:

«Я помню, что впервые это произошло, когда я однажды посмотрела на здание, мимо которого я проходила сотни раз, и подумала, что мне незнакомы его цвет и форма. Потом я оглянулась и поняла, что это место мне совершенно незнакомо. Я потеряла ориентацию и не знала, куда мне идти. Точно так же я иногда не узнаю свой собственный дом, но при этом я знаю, что я дома. Но я научилась терпению, так как знаю, что это состояние продолжается не более двадцати – тридцати секунд».

Эми подметила, что припадки чаще всего случаются либо при пробуждении, либо при засыпании. Иногда она видит висящих под потолком «голливудских инопланетян». Выглядит все это как неуклюжая попытка снять фильм о пришельцах, которые похожи на пауков в шлемах.

Эми подчеркивает, что эти образы не имеют никакого отношения к тому, что с ней происходит, не вызывают никаких ассоциаций или эмоций. «Они не заставляют меня о чем бы то ни было задуматься, – говорит она. – Они как не имеющие никакого значения сновидения, как случайные, мелькающие образы».


Стивен Л., обаятельный приветливый человек, пришел ко мне на консультацию летом 2007 года. Он принес с собой семнадцать страниц убористого машинописного текста – свою, как он выразился, «нейроисторию», извинившись за такую «графоманию». Стивен рассказал, что его проблемы начались тридцать лет назад, после ДТП, в котором его машину отбросило на обочину, а сам он сильно ударился головой о ветровое стекло. Он получил сотрясение мозга, от которого полностью оправился через несколько дней. Два месяца спустя у больного начались кратковременные эпизоды дежавю: ему начинало казаться, что все, что он переживает, делает, думает и чувствует, он уже когда-то переживал, делал, думал и чувствовал. Поначалу эти эпизоды ему даже нравились, «как легкий бриз, освежающий лицо», но прошло несколько недель и эти приступы стали беспокоить больного по тридцать – сорок раз в день. Однажды, чтобы доказать себе, что эти ощущения не более чем иллюзии, он исполнил перед зеркалом в ванной нечто вроде горской шотландской пляски. Стивен знал, что никогда в жизни не исполнял этот танец, но тем не менее само действие казалось ему до боли знакомым.