– Тебе помочь? – услышала голос за спиной.
Не чувствуя беды, она посторонилась, чтобы мужские пальцы, конечно же, более сильные, чем ее, справились с непослушным ключом. Они и справились. Легко, словно и не было никакой проблемы. Мадина толкнула дверь, и с порога позвала старшего сына:
– Азат!
Но сын не отозвался. Она хотела еще раз позвать, чтобы он взял у нее из рук тяжелую сумку с чужим товаром, но тут двое мужчин, что все еще не ушли с лестничной площадки, просто затолкнули ее в квартиру. И сами вошли следом. Дверь тотчас плотно, но без стука прикрылась. И замок щелкнул.
Мадина возмутилась, испугалась, но даже закричать или сказать что-то не успела, когда увидела наставленный ей в голову пистолет. И другой пистолет, наставленный на сына… В квартире оказалось еще двое мужчин. Только теперь, рассмотрев их, она убедилась, что лица незнакомые. Это явно не жильцы их дома.
– Мы вас не тронем… Только погостим недолго… – сказал младший, с красивым, но неприятным лицом. Впрочем, сказал совсем без угрозы, почти извиняясь.
– Что вам надо? – спросила Мадина, подозревая, что их хотят просто ограбить, что в республике не в диковинку. Пожалела, что носит с собой товар. Чужой товар… Теперь за него не расплатиться…
– Надо, чтобы вы сидели тихо, внимания не привлекали и нам не мешали. Будете мешать… Не маленькая, сама понимаешь… Сына пожалей… И других детей… У тебя же еще двое?
– Двое…
– Гуляют? Когда прибегут?
– Не прибегут. Они у бабушки ночуют.
– Найти не долго… Побереги и их тоже…
Она поверила, что жизнь детей сейчас только в ее руках. И поняла, как надо себя вести, чтобы не случилось чего-то страшного. Ее грубо затолкнули на кухню, и посадили рядом с сыном. Азат молчал, красными воспаленными глазами смотрел на незваных гостей. Рядом пристроился самой пожилой из четверки и пистолет из руки не выпускал, поигрывая стволом, переводя его с матери на сына и обратно.
Трое ушли в большую комнату.
Говорили между собой по-чеченски чисто, но это были не чеченцы. Чуть-чуть другое произношение, – уловила Мадина. Может быть, более правильное. Не говорят так правильно в народе. Не всегда все фразы договаривают до конца, потому что продолжение понятно и без лишних слов. Эти договаривают. Но понять, кто они, Мадина не смогла.
Ожидая, что грабители будут их бедную квартиру обыскивать, она прислушивалась больше к звукам, чем к речи, представляла движение людей по комнате. Но так и не услышала, как открылась дверца платяного шкафа, где под постельным бельем были спрятаны небольшие сбережения семьи. А потом надолго установилась тишина. Мадина не знала, что и предположить, не понимая, чем мужчины занимаются там, за стеной, чего они ждут. Может быть, прихода мужа? Может быть, именно он им нужен? Тогда это беда еще большая…
Потом по звуку догадалась, что открывают окно. Зачем открывают? Мадина несколько дней назад старалась, заклеивала щели в рамах полосками бумаги. А мужчины эту бумагу отрывают. Но и не в этом дело. Если окно распахнуть полностью, внутренняя рама не держится и падает. Разобьют стекло, пока найдешь другое, чтобы заменить, вся квартира выстудится. Но возразить Мадина не посмела. Даже предупредить не решилась.
Но стекло не зазвенело…
– Это он? – спросил один мужчина другого там, за стеной.
– Подожди… – другой ответил неопределенно, и раздались новые звуки. Мадина догадалась не сразу, что набирают номер на трубке сотового телефона. – Что не сообщаешь? Да… Да… Которого привезли только что? Он? Понял… Он…
– Работай! – со стороны первого мужчины прозвучала откровенная команда.
А еще через несколько секунд раздался выстрел. Громкий и звучный в стенах тесной квартиры. Он по ушам ударил даже Мадину, находящуюся на кухне. И она испуганно обхватила двумя руками голову сына.
– Порядок, – сообщил третий голос.
– Куда попал?
– В ухо. Мозги должны из другого уха вылететь?
– Вылетели?
– Там зеркала нет. Мне не видно.
Мадина догадалась: «порядок», это значит, что кто-то убит. Вокруг так много убивают, так много знакомых нашло себе место на кладбище, а многие погибли и вообще неизвестно где, что чужая смерть не волновала…
Через минуту троица вернулась на кухню. Один на ходу продолжал закрывать свой «дипломат». Тот молодой, что командовал всеми, протянул Мадине пачку долларов. Она взяла робко.
– Здесь тысяча баксов. На базаре плати. Они фальшивые. Менять надумаешь, «заметут»… Это тебе плата за молчание. А начнешь болтать… О детях подумай…
И они вышли из квартиры.
Вообще-то Мадина всегда считала, что свидетелей убивают. И в эти последние минуты думала о том, как ей спасти старшего сына. Самой погибнуть, но сына спасти. В голову, однако, ничего не приходило. Ящик кухонного стола, где лежали ножи, находился как раз под рукой пожилого, что охранял их, поигрывая пистолетом. До ящика не добраться. Чем-то по голове ударить? Но тяжелого под рукой ничего нет, кроме сковородки. Что можно сделать сковородкой?.. Только звон в ушах вызвать.
Оказалось, она беспокоилась напрасно. Ей даже заплатили. Но, даже держа в руках деньги, пусть и фальшивые, она все еще не находила в себе сил, чтобы встать, и прижимала деньги к голове сына.
– Мама… – позвал Азат. – Они ушли… Совсем ушли…
Он высвободился из ее ослабевших рук и поспешил к двери, закрыл ее на ключ и на задвижку. И только после этого Мадина смогла подняться. Она прошла в комнату и остановилась рядом с окном. Окно так и осталось приоткрытым. Открывали только так, чтобы создать маленькую щель. И из нее стреляли. Мадина подняла глаза, отыскивая мишень, и увидела вдалеке окна военного госпиталя. И даже невооруженным глазом можно было рассмотреть пробитое стекло в одном из окон. Там горел свет, и какие-то люди бегали, суетились. Подробности из-за расстояния разобрать было невозможно…
Муж пришел, как всегда, через полтора часа после прихода Мадины. Она рассказала, что произошло. Он сел на кухне, ковырял пальцами кусочек овечьего кислого сыра и думал. Долго думал, взвешивая все последствия. Как всякий настоящий мужчина, он любил сначала все обдумать и только после этого высказать свое мнение. Тогда уже не придется брать слова обратно…
– По выстрелу могут окно вычислить, – сказал наконец. – Менты приедут, тогда уж… Никуда не денешься… Но сама никому не говори. И ментам… Доллары спрячь. Не говори. Просто, выстрелили и ушли. Пригрозили. Ты за детей испугалась…
3
Эмир Зелимхан Кашаев снял с головы вязаную шапочку, потер ею руки, разгоняя в пальцах кровь, и только после этого протянул ладони к очагу, грубо сложенному из слоистого горного камня. Металлическая неровная труба от очага уходила в крышу и по ночам, когда топить приходилось сильнее, более того, когда можно было позволить себе топить сильнее, не боясь, что дым обнаружат самолеты-разведчики федералов, активно гудела. Руки у эмира не замерзли, в землянке не холодно, потому что камень хорошо держит тепло, но очень уж сыро, как всегда бывает в землянках, расположенных поблизости от ручья. И у Зелимхана в последнее время болят суставы пальцев. Наверное, это от всегдашней сырости. По крайней мере так говорит врач-араб, что уже второй год служит в одном из джамаатов Кашаева. Удивляться нечему – столько лет уже Зелимхан в сырости живет, что скоро не только пальцы, скоро все суставы болеть начнут. Пора бы и перебираться в теплые края, чтобы там, на солнышке, прогреться. Но сначала необходимо все дела здесь завершить. И когда это удастся сделать, неизвестно. А пока дела не завершены, характер не позволяет Зелимхану уйти. Но он при этом понимает, что уходить придется вскоре, и уходить, скорее всего, навсегда. Прочь из этой сырости!