2
Снег под ногами скрипит очень громко. Каждый шаг в ушах отдается длительным шумом. И одежда шуршит, схваченная морозом. Синтетика… Синтетика всегда на морозе шуршит неестественно громко, с каким-то даже наслаждением мешая слушать окружающее, даже ветер, несмотря на его силу, слышать мешает. Если длительное время обращаешь на это внимание, неприятно становится, раздражает это шуршание…
Но громче всего разговаривает снег, хотя порой и трудно разобрать, где снег, где шуршание одежды, где шум ветра. Звуки смешиваются. И все это в кромешной темноте, которую не нарушают костры – Зелимхан категорически запретил разводить открытый огонь вне землянок.
Хорошо, что вчерашняя метель так быстро ушла в сторону. Но ясной ночи, такой характерной для Кавказа, все равно на смену не пришло. Небо тучами обложило, и непонятно было, что за погода нагрянет завтра.
Темнота кромешная, шаги шумные. И он – один в этом мире, потому что часовые попрятались от его взгляда. Боятся с эмиром встречаться. А он ходит по лагерю и ходит, и никому не понятно, почему он не прячется в землянке, где тепло. Не в состоянии они понять, что он один оставаться не хочет. Один на один со своими мыслями.
Скрип… Шелест…
Зелимхан много раз задумывался над тем, почему в темноте все звуки громче, чем при дневном свете. Наверное, есть этому и какое-то научное объяснение. Наверняка должно быть, потому что ученым, как всегда, делать нечего, они и занимаются такой ерундистикой – темнотой, звуками…
Шаги, шаги… В один конец лагеря и в другой… Сколько этих шагов сделано за ночь, он не считал… Хотя тоже было можно… Иногда и это помогает… Но о скрипе снега и о шуршании зимней одежды Зелимхан думал долго и упорно. Он специально долго и упорно думал об этом, чтобы не думать о другом. Старый и испытанный метод: когда вскоре будет необходимо сохранить спокойствие и умение мыслить холодно и расчетливо, он заставлял медленнее бегать кипящую в теле кровь. Мыслью заставлял, отвлекаясь от будоражащих душу дум. Характер у него такой, что вскипает душа неожиданно. А этого допускать нельзя. Сейчас нельзя… А управлять собой он умеет. Просто необходимо настойчиво думать о чем-то. Иногда бывало, когда другие мысли, кроме тех, которых он старательно избегал, в голову не лезли, он даже прибегал к такому дедовскому методу – брал в ладонь горячий уголь из очага и сжимал пальцы. Это всегда помогало. Ожог отвлекал. Если постараться, и шуршание одежды, и скрип снега под ногами помогут.
Вчера, ближе к вечеру, пришел связной с ожидаемыми уже давно вестями из Грузии. Дуташев и Закария собрали-таки свои отряды и двинулись в Чечню. Долго не решались и наконец-то рискнули… Ночью должны перейти границу. Событие это давно назреваемое, и неожиданностью не стало. Но все же не до конца верилось, что они решатся на это. Более того, пришла весть и о том, что Закария со своими наемниками получил дополнительное вооружение. Что именно он получил, неизвестно, но весть все равно беспокоит. К самому Зелимхану тоже должна выйти группа в подкрепление. Но она двинется уже под утро, в последние моменты темноты – такой приказ он отдал загодя, не зная, когда выступят противники. Но за Закарией и за Дуташевым присмотр постоянный. И его подкрепление момент не упустит. Пограничникам за этот проход давно заплачено, и проблем быть не должно.
А сам он вынужден еще здесь стоять. Брата дождаться необходимо. Вся надежда на начальника разведки. Кадыр знает дефицит времени и постарается успеть. Зелимхан инструктировал его специально. На Кадыра можно положиться. Он, конечно, такой хитрый, что сам себя порой перехитрить старается. Но Кадыр никогда не решится обмануть своего эмира. С детства не решался. Не решится и будучи взрослым.
И все-таки Зелимхан ушел в землянку. Долго ходил. Дважды часовые сменились, а они меняются, как и в российской армии, через два часа. Стало уже очень морозно, и руки, и ноги начали зябнуть, и в суставах стало ломить, как ломит обычно от сырости. От переохлаждения, кстати, такое тоже бывает. Зелимхан хорошо знал, что самое холодное время суток – это время захода и восхода солнца. Если так резко похолодало, значит скоро утро. И не надо даже на часы смотреть, чтобы понять это.
Арабы-охранники замерзнуть не успели. Новая пара только что заступила на пост и еще держала под пуховыми куртками тепло горячих ночных очагов своих землянок. Следом за Зелимханом они, естественно, не вошли, снаружи ожидая момента, когда тот позовет, и прислушиваясь к происходящему вокруг. Арабы хорошие охранники. Свои деньги отрабатывают честно. И Алимхан их хорошо инструктировал. Только вот сможет ли он делать то же самое теперь, когда потерял память? И вообще, что он теперь сможет сделать?
Зелимхан присел на пенек к очагу, длинной сучковатой палкой неторопливо помешал угли, и несколько раз с натугой, продолжительно, дунул, чтобы они разгорелись с новой силой, и опять заиграли притихшие было язычки пламени. И только после этого лег на грубо сколоченные нары, накрытые поверх досок множеством одеял. Наверное, надо бы и поспать, хотя сон в такой напряженный момент обычно не приходит. Мысли его отгоняют. Привезут сегодня брата или нет? Это главный вопрос. И совсем отступают перед ним другие. Закария и Дуташев – противники серьезные, но все же предстоящая разборка с ними – дело второстепенное. Эта разборка и должна быть второстепенной, потому что возникла она как раз из-за нынешних действий Алимхана. Конечно же, и Закария, и Дуташев следили за каждым шагом братьев Кашаевых. И сумели каким-то образом вычислить перевод денег за границу, что должен был осуществить Алимхан. Впрочем, такому вычислению Зелимхан не удивляется. Заплати кому следует, и тебе все будут сообщать. Даже то, о чем не спрашиваешь. Им и сообщили. И именно потому эмиры выступили почти одновременно.
А стоит ли сама игра сожженных свеч? Они, должно быть, еще не знают, что у Алимхана амнезия. Или, если слух уже прошел, не верят, считая, что это все специально разыгрывается, чтобы их обмануть. Амнезия… Может и так случиться, что в результате этого братья Кашаевы могут потерять все деньги, точно так же, как потеряли их Закария и Дуташев. Но у них, этих эмиров, есть и что-то свое. А у братьев ничего больше нет. Собственные деньги были переведены в Австрию вместе с другими деньгами, на которые многие полевые командиры претендуют. А больше всех претендуют Закария и Дуташев. Они уже предъявляли Зелимхану счет и требовали поделиться. Он ответил, что все деньги идут на подготовку серии мощных терактов и никто, кроме него, эти теракты совершить не сможет. А они хотели сами что-то делать и получать деньги.
Пусть делают… Если с Зелимхана спросят другие люди, те, кто имеет право спрашивать, он сумеет отчитаться. Все понимают, что такое спутники-шпионы, полеты которых возобновляют федералы. И все понимают, что лесная жизнь подошла к концу. Просто не будет лесной жизни при этих спутниках. Но это вовсе не значит, что завершилась борьба под зеленым знаменем пророка, что завершилась она поражением… Эта борьба должна перейти на другой уровень. Как произошло в Ираке и в Афганистане.
Вот для чего нужны деньги – на перестройку методов, на перебазировку сил. И это дело по плечу Зелимхану. Пусть Алимхан по наивности считает, что им обоим пора на отдых. Старшему брату тоже немного отдохнуть невредно. Но после отдыха за дела можно приняться с удвоенной силой. И Зелимхан готов приняться. Но он не хочет брать с собой в компанию ни Закарию, ни Дуташева. Они просто «не потянут» при борьбе в новых условиях. У них воображения не хватит на такую борьбу. Их промысел – воровство людей и иногда стрельба из засады с тем, чтобы потом быстро сбежать с поля боя. Пусть этим и занимаются дальше, пока их не поймают.