– У вас, должно быть, строгий отбор? – спросил Грэхем.
– Да. Бракованных вы можете увидеть на улицах Сан-Франциско, – ответил Дик, – это ломовые лошади.
– И на улицах Денвера тоже, – добавил Менденхолл, – и на улицах Лос-Анджелеса; а два года тому назад, во время падежа лошадей, мы отправили двадцать вагонов четырехлетних меринов даже в Чикаго и получили в среднем по тысяче семьсот долларов за каждого. За тех, что помельче, мы брали по тысяче шестьсот, но были и по тысяче девятьсот. Боже мой, какие цены на лошадей стояли в тот год!
Едва Менденхолл отъехал, как показался всадник верхом на стройной, взмахивавшей гривой Паломине. Дик представил его Грэхему как мистера Хеннесси, ветеринара.
– Я услышал, что миссис Форрест осматривает жеребят, – пояснил он Дику, – и приехал, чтобы показать ей Лань: не пройдет и недели, как она будет ходить под седлом. А какую лошадь миссис Форрест взяла сегодня?
– Да Франта, – ответил Дик; и было ясно, что он предвидел, как Хеннесси отнесется к этому известию: ветеринар неодобрительно покачал головой.
– Никто не убедит меня, что женщинам следует ездить на жеребцах, – пробормотал он. – И потом, Франт опасен. Больше того – при всем уважении к его резвости, должен сказать, что он хитер и коварен. Миссис Форрест следовало бы ездить на нем не иначе, как надев на него намордник; но он любит и брыкаться, а к его копытам ведь не привяжешь подушек…
– Пустяки, – ответил Дик, – он на мундштуке, да еще на каком мундштуке; и она умеет обращаться с ним.
– Да, если он в один прекрасный день не подомнет ее под себя, – проворчал Хеннесси. – Во всяком случае, я бы вздохнул спокойнее, если бы ей понравилась Лань. Вот это настоящая дамская лошадь! Сколько огня, и никакого коварства. Чудесная кобылка, чудесная! А что шалунья – это не беда, угомонится! Но она всегда останется веселой и капризной, не превратится в манежную клячу.
– Поедем смотреть жеребят, – предложил Дик. – Паоле придется помучиться с Франтом, если она въедет на нем в кучу молодежи. Ведь это ее царство, – повернулся он к Грэхему. – Все выездные и верховые лошади в ее ведении. И она достигает замечательных результатов. Как она добивается их, я и сам не понимаю. Будто маленькая девочка забралась в лабораторию взрывчатых веществ, начала наугад смешивать их – и получила гораздо более мощные соединения, чем те, которые составлялись седобородыми химиками.
Они свернули с главной дороги на боковую, проехали полмили, обогнули лесок в ущелье, по которому бежал, подскакивая, ручей, и выехали на покатый склон, где зеленело широкое пастбище. Первое, что увидел Грэхем вдали, – это множество однолеток и двухлеток, с любопытством столпившихся вокруг золотисто-коричневого чистокровного жеребца Франта, который, поднявшись на дыбы, бил в воздухе копытами и пронзительно ржал.
Всадники остановили своих лошадей и ждали, что будет дальше.
– Он еще сбросит ее, – сердито пробормотал ветеринар. – Разве на него можно положиться!
Но в эту минуту Паола, не замечая подъехавших зрителей, резко и повелительно выкрикнула какой-то приказ, с уверенностью настоящего кавалериста всадила шпоры в шелковистые бока Франта, и тот опустил передние ноги и беспокойно заплясал на месте.
– Стоит ли так рисковать? – мягко упрекнул Форрест жену, подъезжая к ней со своими спутниками.
– О, я умею справляться с ним… – пробормотала она сквозь стиснутые зубы, в то время как Франт, прижав уши и злобно сверкая глазами, оскалился и, наверное, укусил бы Грэхема за ногу, если бы Паола вовремя не дернула за повод, опять вонзив ему шпоры в бока.
Франт вздрогнул, визгливо заржал и на минуту смирился.
– Старая игра – игра белого человека! – засмеялся Дик. – Она не боится жеребца, и он это знает; он хитрит, неистовствует, она – вдвое; он беснуется, а она ему показывает, что такое настоящая свирепость.
Три раза, пока они были здесь, готовые в любую минуту повернуть своих лошадей и броситься на помощь, если Паола потеряет власть над жеребцом, Франт пытался встать на дыбы, и каждый раз Паола решительно, осторожно и твердо удерживала его с помощью мундштука и шпор, – и он наконец замер на месте, укрощенный и трепещущий, весь в поту и мыле.
– Так белые поступали всегда, – продолжал Дик, в то время как Грэхем весь отдался волнующему до жути восхищению перед маленькой укротительницей. – Белый, борясь с дикарем, превосходил его своей свирепостью. Он превзошел его в упорстве, в разбоях, в скальпировании, в пытках, в людоедстве. В сущности, белые съели гораздо больше людей, чем людоеды.
– Добрый день, – приветствовала Паола гостя, мужа и ветеринара. – Франт, кажется, наконец усмирен. Давайте взглянем на жеребят. Остерегайтесь, мистер Грэхем, его зубов: он ужасный кусака. Держитесь от него подальше: ваши ноги вам еще пригодятся.
Когда представление с Франтом кончилось, жеребята мгновенно разбежались, словно чем-то напуганные, и, резвясь, понеслись галопом по зеленому лугу; но скоро, привлеченные неудержимым любопытством, вернулись и, столпившись возле всадников, внимательно разглядывали их; под предводительством одной, особенно шаловливой гнедой кобылки они образовали полукруг и насторожили ушки.
Вначале Грэхем едва ли видел жеребят: он смотрел только на хозяйку в ее новой роли. «Неужели ее изменчивости нет пределов?» – спрашивал он себя, глядя на великолепное, потное, покоренное ею животное. Даже Горец, несмотря на свою массивность, казался кротким и ручным рядом с Франтом, который то и дело становился на дыбы и кусался, силясь сбросить всадницу с присущим ему утонченным коварством норовистого жеребца чистых кровей.
– Взгляни на нее, – прошептала Паола Дику, чтобы не спугнуть кобылки. – Какая прелесть! Вот чего я добивалась. – Затем она обернулась к Ивэну. – Всегда в них найдется какой-нибудь недостаток, порок, совершенство почти невозможно. Но она – совершенство. Посмотрите на нее. Лучшего мне едва ли удастся добиться. Ее отец – Великий Вождь, если вы знаете наших призовых рысаков. Его продали за шестьдесят тысяч, когда он был уже стариком. Мы получили его на время. Она – единственный его приплод за сезон. Но посмотрите! У нее его грудь и легкие! У меня был богатый выбор кобыл, подходивших по все статьям, а матка как будто не подходила, но я взяла ее. Упрямая старая дева. Но она была прямо создана для него. Это ее первый жеребенок; ей было восемнадцать лет, когда он родился. Я знала, что будет хорошо. Достаточно было взглянуть на обоих – прямо как по заказу!
– Матка была только полукровкой, – пояснил Дик.
– Зато у нее было много предков морганов, – тотчас же пояснила Паола, – и у нее полоса вдоль спины, как у мустангов. Эту мы назовем «Нимфой», хоть она и не войдет в племенные книги. Это будет моя первая безупречная верховая лошадь, я уверена; и моя мечта наконец осуществится.
– У этой мечты четыре ноги, – глубокомысленно заметил Хеннесси.
– И от пяти до семи разных аллюров, – весело подхватил Грэхем.