Что касается мыслей Пузикова, то они существовали в самом отрывистом и неопределенном виде. Вначале Борька размышлял о вознаграждении, которое мог бы получить, но не получил, потом об инопланетянах, затем отчего-то о горном велосипеде с кучей передач, а под конец вообще так убаюкался своим сложным процессом мышления, что подбородок его соскочил с ладони и он едва не стукнулся носом об стол.
В этот самый момент, когда Пузиков, сообразив, что задремал, водил прикушенным спросонья языком по зубам, со школьного двора донесся настойчивый гул милицейских сирен.
«Уа! Уа!» – завывали сирены.
Федор, вскочив, прижался носом к окну и увидел, как во двор въехал вначале милицейский «УАЗ», а за ним, раскачиваясь на продавленных рессорах, целый автобус с солдатами внутренних войск.
Не успел автобус остановиться, как солдаты стали выскакивать из него и окружать школу, а милицейская машина подъехала почти к самому главному входу и остановилась.
Из «УАЗа» неуклюже вылез начальник милиции Голопуп, а за ним тот самый широколицый сержант, с которым Федор и Катя столкнулись в автобусе, подвозившем их из леса.
«Нас опознавать привез!» – понял Макаров.
Голопуп и сержант целеустремленно направились к дверям школы. На ходу Голопуп о чем-то спрашивал сержанта, а тот, отвечая, утвердительно кивал.
Холодное стекло обожгло подростку лоб. Все пропало! И зачем они сунулись сегодня в школу, на что рассчитывали? Теперь Голопуп и сержант будут обходить класс за классом, и так будет до тех пор, пока их не узнают. А возможно, все произойдет куда проще: они отправятся сразу к Андрею Тихонычу, а тот в разговоре припомнит, что Туркина, Макаров и Пузиков потерялись вчера в лесу, отбившись от класса. А тут еще злополучный обломок Катиной лыжи, который милиция наверняка нашла! Стоит только сопоставить его, вот и доказательство готово.
Федор вскочил и, налетая на парты, метнулся к Кате.
– Туркина, бежим! Скорее!
Катя оцепенело уставилась на него.
– Куда бежим? Ты с ума сошел!
– Это кто еще с ума сошел. Там милиция! Надо смываться, пока школу не окружили! – зашептал он.
– Они нас не узнают: народу-то в школе полно, – неуверенно сказала Катя, оглядываясь на Таньку Палей, прислушивающуюся с вытянувшимся от любопытства лицом.
– Еще как узнают! С ними тот мордатый сержант из автобуса, помнишь? – зашипел ей на ухо Федор.
Не дожидаясь, пока Катя ответит, Макаров бросился к Пузикову и, как редьку с грядки, сдернул толстяка со стула.
– Эй, эй, эй! Это что, наезд или повод для драки? – забормотал Борька, не слишком, впрочем, сопротивляясь.
Выскакивая из класса, Федор на мгновение приостановился, вернулся и схватил с учительского стола запечатанную колбу с реактивом. Зачем она ему, он толком не знал, но почему-то был уверен, что колба ему пригодится.
И он не ошибся.
Оказавшись в пустом школьном коридоре, ребята настороженно огляделись. Теперь родная школа уже больше не была школой. Она стала лабиринтом, в котором они скрывались от преследователей.
У Пузикова прыгали побелевшие губы.
– Я тут ни при чем, ни при чем! Я им так и скажу. Пускай мне вознаграждение выплачивают, – бормотал он, сам не особенно понимая, что такое мелет.
Выводя толстяка из ступора, Федор энергично потер ему уши. Борька замотал головой и, замычав, закрыл уши ладонями. Щеки его постепенно приобрели живой розовый цвет.
– Давайте к лестнице! Живо! – скомандовал Макаров.
– Елы-палы! День так плох, чтоб я сдох! – простонал Пузиков.
Всполошившийся Борька метнулся было к лестнице, но едва он поставил на нее ногу, как со второго этажа донесся звук приближающихся шагов. Несколько человек поднимались наверх, переговариваясь между собой.
Федор схватил Борьку за плечо, и они замерли. Сзади с беспокойством дышала Катя.
– Где 8-й «Б»? На каком уроке? – услышал он хриплый мужской голос, принадлежащий, скорее всего, Голопупу.
– На химии… Но вы уверены, что это именно наш 8-й «Б»? – с беспокойством отвечал женский голос, в котором опознавалась завуч Нина Эдуардовна.
– Не психуйте, дамочка, разберемся, – давил полковник. – Все совпадает: и время, и место. И физкультура в лесу, и трое отставших. Как, вы говорите, их фамилии?
– Пузиков, Туркина и Макаров… Только это не они, я вас сразу предупреждаю. Хорошие ребята, – недовольно отвечал физкультурник Андрей Тихоныч.
– Они, не они – мы будем решать. В случае чего у нас есть свидетель, который их опознает. Ты опознаешь их, Гончарин?
– Так точно, товарищ полковник. Я хорошо их запомнил. Сидели двое, и у девчонки вроде кончик лыжи был отломан… Аккурат такая лыжа, как в сводке. Я ж и сам бывший лыжник – у меня на лыжи взгляд наметанный.
Голоса становились все громче. Говорившие приближались к середине пролета. Ребята сообразили: стоит начальнику милиции и его спутникам ступить на площадку, и они, бросив взгляд наверх, заметят их.
– На четвертый этаж, скорее! – поторопил Федор.
Он прикинул, что на третьем этаже взрослые свернут к кабинету химии, а они, воспользовавшись этим, быстро спустятся вниз. Расчет был прост, но… как и многие другие простые и беспроигрышные на вид расчеты, не сработал.
Когда, стараясь ступать бесшумно, они побежали по лестнице наверх, навстречу им, как чертик из табакерки, вынырнул учитель географии Кузякин, тащивший куда-то большой глобус с подсветкой.
– Туркина, Пузиков! Вы куда? Помогите мне донести глобус! Макаров, ты что, не слышишь? – удивленно крикнул он.
Его гулкий голос разнесся далеко по этажам.
Ребята оцепенели. Люди внизу тоже замерли, переваривая услышанное, а потом начальник милиции крикнул в рацию:
– Это они! Задержать их! Живо!
Между солнцем и городом повис чудовищный сияющий щит, и был он так велик, что и стрела не могла бы долететь от одного его края до другого. И бросали в него воины камни из катапульт, и не долетали они, ибо слишком высоко он был, и обрушивались камни на город.
В полдень со сверкающего щита спустились многие воины, и были они в одеянии блестящем и держали в руках короткие копья, мечущие молнии. В кого попадала такая молния, оцепеневал и не мог после двинуться многие часы.
И не могли воины хана победить их и бежали в большом ужасе. Взяли небесные воины с города дань великую, погрузили ее на сияющий щит и исчезли.
Али Хикмет, III в. до н. э.
Яростный рев Голопупа еще не смолк, а широколицый сержант и физкультурник Андрей Тихоныч уже метнулись вверх по ступенькам.