Вроде десятник рассказывал все обстоятельно и подробно. Но Николай никак не мог представить целостную картину происходящего. У него перед глазами мельтешили беспорядочно бегающие туда-сюда воины вперемежку с женщинами и пещерниками. Под конец речи Фестбарта Осипов отчетливо видел лишь работниц грибных ферм с баграми наперевес, бегущих за медведями, и отчаянно улепетывающую от них дружину во главе с Шипулиным.
– Погоди, – взмахом руки Осипов прервал доклад младшего командира своей дружины. – Не так быстро. Почему Шип… то есть почтенный Нортбарт послал ко мне именно твой десяток? И почему сразу не оставил здесь стражу?
Фестбарт стал как будто еще ниже ростом. Ему явно ничего не хотелось говорить, но под испепеляющим взглядом короля он все же пересилил себя и тихо ответил:
– Государь. Просто мы сильно отстали от остальной дружины, и когда прибежали к толпе женщин, то находившийся там обозник показал нам рубиновое кольцо воеводы и передал его приказ. А почему сразу стражу не оставил – не знаю. Воевода мне ничего об этом не сказал.
Осипов широко улыбнулся, а потом нахмурился. Это что же получается? Шипулин прислал в качестве личной охраны Его Величества самый паршивый десяток дружины? Это как понимать? Недоуменно хмыкнув, Николай решил самолично выяснить этот животрепещущий вопрос у почтенного воеводы. Естественно, когда тот соизволит наконец-то предстать перед очами обожаемого сюзерена.
– Отлично, – многообещающе проронил Николай и без интереса, просто по инерции задал уточняющий вопрос: – А зачем сотня Дуланбарта к Западным воротам пошла?
– Так там дружина Фридхарда стала. Стражу пленила, башни заняла, народ из ближайших домов повыгоняла. А наипочтеннейшего Балбарта с семейством так вовсе избили до полусмерти. Он как раз заканчивал напылять рубиновое плетение, когда в его дом воины Фридхарда ворвались. Там знатная драка произошла. Крепко, говорят, бились.
У Осипова в который раз за день сперло дыхание, и от недостатка кислорода в крови он долго не мог вспомнить, кто такой этот Фридхард и каким образом он оказался в Рудном. А вспомнив, переполнился такой страшной яростью, что у него покраснели глаза и вздулись вены на висках.
– С этого момента повелеваю именовать Фридхарда исключительно с приставкой «гнусный мятежник и бывший Хозяин Замка», – немного отойдя от приступа гнева, медленно проговорил Осипов, обводя взглядом присутствующих. – То же относится и к его так называемым воинам.
Николай действительно сильно разозлился. Даже не от того, что презренный Хозяин Замка поднял вооруженный мятеж против короны Рудного. О возможности такого развития событий заранее предупреждал Нагибин. А вот то, что бунтовщики осмелились поднять руку на самого уважаемого рунного мастера королевства, просто выводило Осипова из себя. Жив ли сейчас почтенный мастер? Что происходит на Западных воротах? Где же, мрак его забери, Шипулин и что с магом? И кто, в конце концов, захватил замок?
От отсутствия какой-либо информации с мест столь важных событий, одновременно разворачивающихся в разных концах Рудного, Николаю захотелось завыть болотником.
Но, к сожалению, этого делать не стоило, дабы не уронить королевское достоинство и его же всеобъемлющее величие весьма несравненных размеров.
Горько сокрушаясь об отсутствии в Рудном сотовой связи, инженер в глубокой задумчивости осмотрелся по сторонам. Впрочем, увиденное мгновенно прервало мыслительный процесс, и Осипов разразился быстрой скороговоркой команд.
Ибо вокруг короля снова образовалось плотное кольцо, состоящее из весьма разношерстной ватаги гномов. Так как в ней отсутствовали рудокопы, то толпа смотрелась уже не столь мощно и красиво. Отдельными пятнами в ней выделялись дружинники, не сдавшие сегодня зачет по бегу, придворные и неизвестно откуда взявшиеся гномы, одетые в удивительную смесь старинных и современных доспехов.
Быстро отсортировав народ по группам, Николай понял, что странная смесь непонятного назначения есть не что иное, как сыновья сановников, прибывшие по объявленному менее часа назад добровольному набору в дружину.
Слева раздался озабоченный голос Эрикбарта. Почтенный вельможа пребывал все это время в таком счастливом состоянии от обретения третьего сына, что не мог разговаривать. Сейчас же речь снова вернулась к сановнику, чем он мгновенно и воспользовался:
– Ваше Величество! Предлагаю отойти от стены, а то я только что увидел, как локтях в пятидесяти от вас упала стрела. Здесь небезопасно, и более того, уйдя отсюда, вы можете еще более мудро руководить ходом сражения… – голос придворного привычно зажурчал пышными эпитетами и цветистыми восхвалениями королевских достоинств. Но Осипов, более не слушая до слез надоевшие разглагольствования вельможи, устало махнул рукой и двинулся через площадь к обменному проходу.
Гномы из разношерстного окружения Его Величества заинтересованно наблюдали за торжественным перемещением короля и только через десяток ударов сердца сообразили, что, собственно говоря, государю невместно в данной ситуации совершать прогулки в гордом одиночестве.
Осипов медленно шагал по брусчатке, изредка оглядываясь назад. Оборона стены, по всей видимости, проходила весьма успешно. По крайней мере, противника наверху видно не было, да и дружинники с поистине олимпийским спокойствием продолжали метать копья во внутренний двор замка, правда, делая это без какого-либо ожесточения. Крики, доносившиеся со стен, потеряли отчаянные интонации первых минут боя. Все происходило как-то весьма буднично, рутинно и совсем не напоминало эпическое сражение.
Николай, практически физически ощущавший недостаток информации, безуспешно раздумывал, как же выйти из этого положения. Думал до тех пор, пока не подошел вплотную к провалу, образовавшемуся на месте Первого Горна. Повсюду виднелись следы археологических изысканий, оперативно организованных Павлом Анисимовичем. Лежали обломанные бруски мощных подпорок, доски и прочие предметы, неизбежно встречающиеся в подобных местах. В сам провал спускалось с десяток толстых веревок, надежно закрепленных вокруг тяжеленных камней, оставшихся от разбора вип-ложи.
На одном из них спиной к Осипову сидел гном, и сокрушенно качая головой, осматривал почти оторвавшуюся подошву на правом сапоге. Честно говоря, Николаю было абсолютно наплевать как на самого этого гнома, так и на место его расположения. Но так как король самолично приказал всем артелям убраться с площади, то одинокий гном являл собой явный факт нарушений и всяческих ненужных безобразий. И его необходимо как можно быстрее устранить. Этим нужным делом немедленно и занялся Осипов. Он набрал в легкие побольше воздуха и сурово гаркнул прямо в ухо проходчику:
– Что ты здесь делаешь?
Рудокоп, словно подброшенный мощной пружиной, взвился в воздух, а со дна пролома донеслись встревоженные крики. Приземлившись на ноги, гном увидел короля, низко поклонился и громко прокричал:
– Государь! Сижу на камне и прикидываю, как половчее починить худую обувку.
Осипов непроизвольно открыл рот и ошарашенно впился в рудокопа взглядом. Он и не подозревал, что и в Рудном имеется свой собственный, можно даже сказать, доморощенный Капитан Очевидность. Пока король оторопело пялился на рудокопа, Фестбарт неожиданно вспомнил, что теперь он не командир самого никчемного десятка дружины, а самый что ни есть главный охранник Его Величества. Десятник моментально развил кипучую деятельность. Он беспрестанно крутился вокруг Николая, сыпал командами, размахивал руками и сурово сверкал глазами, подозрительно поглядывая на придворных. В общем, развел такую бурную суету, что едва не столкнул короля в темное жерло провала. Еле-еле успокоив неугомонного воителя, Николай решил все же добиться конкретного ответа от местного философа: