– Согласен, но вопрос прежний: почему не диверсанты, а штурмовики? Почему я?
– Да кто еще-то?! – Герцог, казалось, был уже на грани срыва. – Ты ведь командор, Хауэр! Единственный действующий, а не отставной кавалер Боевого Мальтийского креста. Только у тебя есть шанс выбраться из передряги, если что-то пойдет не так. Даже лучшие диверсанты не сравнятся с тобой! Или… ты что, думаешь, я хочу тебя подставить? Да я просто не знаю, кому еще можно доверить эту миссию!
– Когда ты захочешь меня подставить, я пойму, не первый год тебя знаю, – спокойно заявил Хауэр. – Сейчас ты просто недоговариваешь. Но бог с тобой. Теперь насчет шансов. На самом деле даже у меня они равны – пятьдесят процентов за то, что выберусь, и столько же за то, что не выберусь. Оборонительные силы – это, конечно, не самые умелые подразделения дактианцев, но боевые роботы, то есть бионики у них стандартные, да и прочее оружие ничем не отличается от оружия фронтовых подразделений.
– На любого бионика найдется подходящий робокриг. А на оружие – щит. Может, ты боишься?
– Нет. – Макс предельно спокойно отреагировал на провокацию приятеля. Взять Хауэра «на слабо» было трудно даже в детстве, а уж теперь и подавно. Очень уж он был всегда уверен в своих силах и знал себе цену, когда речь заходила о профессиональных вещах. По поводу дел душевных и прочих тонких материй еще мог засомневаться, а если касалось работы – никогда. – Ты же знаешь. Но со мной будут бойцы. Их шансы гораздо скромнее моих. Поэтому спрошу еще раз, Руперт, почему я и мой отряд? – Хауэр уставился на приятеля. – Ну не мог наш любимый генштаб спланировать такую авантюру без особой и очень важной причины. Я должен знать, что это за причина. Не посылают гвардию сторожить огород. Если, конечно, там под пугалом не закопан весь золотой запас государства. Какая секретная вводная придет, когда мы ввяжемся в драку? Давай, давай, раскалывайся.
– Макс. – Герцог обреченно вздохнул, но взгляда не отвел. – Ты знаешь меня с пеленок. Так или иначе мы всю жизнь держали друг друга в поле зрения и дорожили нашей дружбой. То, что ты сейчас думаешь, о чем беспокоишься, мне предельно понятно. Да, я меньше тебя провожу времени на передовой, меньше сражаюсь плечом к плечу с отличными ребятами, которых большинство в твоем отряде. Но все равно я понимаю тебя. Ты этого не знаешь, но последние полгода я мотался по самым дальним рубежам, а то и вовсе ходил в рейды почти в Пекло, и в этих походах встречал много хороших людей, которые гибли, выполняя свой долг. Гибли во славу Маробода, не сочти за лишний пафос. Так что я понимаю тебя, но понимаю и генштаб. Мы должны победить. И не когда-нибудь в далеком будущем, а на нашем с тобой веку. И если для этого потребуется пожертвовать жизнями сотен боевых товарищей, так тому и быть.
– Моей жизнью тоже?
– С тобой мы все выяснили, тебе эта задача по зубам, так что твоей жизнью я не жертвую.
– Ладно. Но ты не ответил на вопрос. В чем тут скрытый смысл?
– Макс, помнишь, как говорил твой отец? Ты ищешь черную кошку там, где ее нет. В этой операции нет второго дна. Мы просто пользуемся ситуацией. Никого лучше тебя под рукой сейчас нет, а на доводку до твоего уровня тех, кто имеется, нет времени. Да, специализация у тебя другая, но ничего сверхъестественного мы и не требуем. Базового курса диверсионной работы тебе хватит с лихвой. Все еще не веришь? Хорошо, тогда мой главный аргумент. Я лечу с вами. Буду командовать всей операцией с борта «Демона». Теперь ты спокоен?
– Спокоен, – после недолгой паузы сдался Макс. – Пойду готовиться.
– Иди, – Герцог заметно расслабился. – И в качестве бонуса, Макс. То, что я говорил о тайной полиции, было сказано не для красного словца. К тебе, практически национальному герою, эталону воина, им не подобраться, а вот Борис рискует отправиться куда-нибудь и вовсе во вселенскую задницу. Если он не в силах расстаться с Момо, пусть хотя бы прикусит язык. О его неформальных лекциях в баре офицерского сектора базы ползут самые разные слухи.
– Я передам. – Хауэр кивнул. – Спасибо, Руперт.
– Удачи, брат. – Герцог поднялся и кивнул.
Руки на прощание он не подал. Наверное, впервые в жизни. И что это могло означать, Макс не сумел понять, как ни старался. Зато он понял другое. Руперт все-таки соврал насчет отсутствия в операции скрытой цели. Слишком честными были у него глаза и правильными речи. В точности такими они бывали у Герцога в детстве, когда он подставлял приятелей. Правда, тогда на кону были обычные бытовые мелочи, а не жизни сотен людей.
* * *
После разговора с Герцогом командор должен был отправиться прямиком в серый сектор, в расположение отряда. Приказ собираться в поход следовало без промедления довести до младших командиров. А также до робокригов – человекоподобных бойцов, состоящих из титанового скелета и наноброни, которыми управлял синтетический разум. По сути, эти синтетические бойцы были полноправной частью личного состава отряда, поскольку разум каждого из них был в точности таким же, как синтетики-компаньоны, вживленные в мозг всем живым мароманнам. Да, робокригам иногда не хватало смекалки, выдумки, человеческой интуиции, но, если по большому счету… а много ли живых бойцов могли похвастать этим набором качеств? Один из десяти? Ну и чем тогда отличались робокриги от оставшихся девяти десятых? Хотя, конечно, люди есть люди, а роботы… есть машины, но доля правды в этой шутке имелась. И немалая. Короче говоря, командору следовало лично довести приказ до всей этой биомеханической братии, но Макс принял нестандартное решение. Он поручил это дело своему синтетику.
Скучавший доселе дубль-командор едва не заискрил от радости и тут же передал всю информацию синтетическим коллегам, засевшим в мозгах у трех дюжин живых воинов и в титановых черепушках у шести дюжин робокригов Особого штурмового отряда.
Почему Макс отступил от традиции? Он и сам не знал. Интуиция, наверное, подсказала. И почему-то Макс решил, что прежде всего новую вводную начальства следует обсудить с доктором Бозе. Нет, не потому, что Борис был крупным специалистом в планировании спецопераций. В этом деле он как раз не разбирался вовсе. Зато Борис хорошо разбирался в психологии, а также умел видеть скрытые знаки в поведении людей. Иногда Борису хватало одного взгляда, чтобы не только понять, утаивает что-то собеседник или нет, но и точно определить, о чем конкретно умалчивает человек. Конечно, сделанная синтетиком субъективная, то есть воспринятая через органы чувств человека, запись – не лучший материал для такой экспертизы, но тут уж что имели, то имели. Хотя бы при передаче оцифрованной копии с одного дубль-разума на другой ничего не искажалось, и то хорошо.
Изучив переброшенную синтетиком на синтетика запись, доктор какое-то время молчал, а затем взглянул на Хауэра с оттенком сомнения.
– Может быть, Максим, ты накручиваешь?
Доктор Бозе всегда называл Макса на свой манер, произнося имя с забавным акцентом, а иногда еще и добавляя искаженное имя Хауэра-старшего – Генрихович. Виной всему было происхождение Бориса. Его род, довольно древний, имел славянские корни. Первое в обществе мароманнов ценилось, а вот что значит второе, Хауэр понимал с трудом.