Тем же вечером отряд остановился в последнем селе перед Бэдгалдингиром, таком же пустом и мрачном, как все предыдущие деревни. На окраине нашлись два больших и заброшенных сенных сарая, в одном из которых расположился Эксилис. Там же у костра, без просьб и напоминаний, Холдо начал рассказ. Он заговорил вдруг, когда по рукам разошлись чаши с горячим напитком, и когда стало понятно, что никто не станет допытываться, что же случилось в деревеньке недалеко от Ардууса и что за таланты позволили парню разорвать сильную магию, нисколько не пострадав от нее.
– Хозяин Храма Света не стремится сравняться с Лучезарным, – глухо заговорил он. – Я знаю. Тот, кто теперь воцарился в Ардуусе, вот он, наверное, хочет сравняться с Лучезарным. Но я ничего не знаю о нем. А хозяин Храма Света его верный слуга. Его зовут Вененум, но в моей семье его всегда звали Фабоан. Он не человек. Он нечисть. Полудемон. Акс. И если он служит этому новому императору… Зелусу, кажется? Тогда тот или демон, или тень демона. Никогда акс не будет служить равному или тому, кто ниже его.
– Откуда ты это знаешь? – спросила Туррис.
– Я же говорил, – пожал плечами Холдо и погладил потрепанные ножны своего черного меча, – мой далекий прадед был стражем Храма Света. Почему-то он решил закончить служение ему. И сумел уйти. У него был дар, который, наверное, перешел ко мне и, так или иначе, был свойственен любому в нашем роду. Наверное, именно он помог моему деду и уж точно помог мне. Но не помогло моему роду, я остался один. Мой прадед был даку. Но даже с его даром ему пришлось долгие годы скрываться в копях Униглага. Он вышел из них уже стариком, когда все сочли его мертвым. Но он успел продолжить свой род.
– Ты тоже обеспокоен судьбой своего рода? – усмехнулась Бибера.
– Нет, – покачал головой парень, – я пока не думаю об этом. Все-таки то, что случилось с моим дедом, было не во время битвы при Бараггале, а позже. А в такие времена, как теперь, кажется, что лучше бы дети не рождались. Вы знаете, куда делись жители окрестных деревень? Кстати, вместе с детьми и домашней скотиной.
– Было бы любопытно узнать, – подала голос Аментия.
– Я расскажу, – кивнул парень. – Но сначала об остальном. Да, мой род может оборваться на мне. Но если я погибну, то исчезнут и сожаления. Не о чем будет говорить. Или некому.
– Все когда-то подходит к концу, – заметила Туррис.
– Мать моя так не думала, – сказал Холдо. – Долгое время все мои предки были сначала даку, потом дакитами. Мать была первой, которая соединилась с обычным человеком. Хотя что тут такого? Простая дакитка сошлась с простым человеком. Просто полюбили друг друга. Мы жили в Талхо, на севере Атеры. Отец был скорняком, помогал матери, которая держала небольшое придорожное заведение. По тракту из Северной Лаэты в Атеру день и ночь гнали рабов, но это нас не касалось. Особенно много рабов было шесть лет назад, после свейской войны. Потом появились балахонники из Илапиргаха. Храм Энки в Талхо разорили, служителей храма перебили. Неизвестно кто. И это нас тоже не касалось. Потом наш король как будто сошел с ума, повелел выстроить Храм Лучезарного. Город наводнили белые жрецы. И вот это уже нас коснулось. Отец не поклонился их процессии, и его убили. Неизвестно кто. Мы нашли его тело у дороги. Мать не стала ждать, когда убьют и нас всех. Она тут же продала трактир, и мы отправились на запад. Остальное не слишком интересно. Одними из последних мы успели миновать Даккиту, проторчали пару месяцев под стенами Алки, потом приняли подданство Бэдгалдингира, но осели в деревне под Ардуусом. И трудились, не разгибаясь, больше пяти лет.
– Почему вы не пошли в Лапис? – спросил Игнис. – Твоя мать была дакиткой, а я слышал, что Лапис зазывал к себе всех даку и дакитов.
– Мать хотела, чтобы мы затерялись среди людей, – пожал плечами Холдо. – Она все еще боялась, что Храм Света рано или поздно настигнет нас. Она говорила, что среди дакитов могут оказаться лазутчики Храма Света и мой меч или мой дар привлекут их.
– Не привлекут, если его не обнажать, – не согласилась Туррис. – На твоем мече другие ножны, не родной эфес, похожий на потертый эфес обыкновенного дакитского меча, который прошел через сотню рук. Я узнала его не глазами. Почувствовала. Ты ведь недавно полнил его?
– Полнил, – опустил голову Холдо. – Когда разорвал ту паутину. Вы знаете, что такое корча?
Молчание было ему ответом.
– Корча – это проклятие, – произнес Холдо. – Говорят, раньше, когда Эрсетлатари еще правил Лучезарный, он не всегда уничтожал тех, кто не хотел повиноваться ему. Иногда, может быть, ради забавы он насылал на них проклятье. И они обращались в мерзкое зверье. В калбов, волков, змей, сэнмурвов, во что угодно. Но, обращаясь в зверье, они становились не зверями, а чудовищами, замешенными на их крови. К тому же жажда убийства, жажда живой плоти поселялась в них. И остановить их было почти невозможно. Всякая рана, причиненная ими, приводила или к смерти, или к тяжелой болезни. И только пламя или отсечение головы могло пресечь их существование. Но самым страшным было то, что жертва корчи продолжала осознавать себя человеком или дакитом, даже становясь зверем. Когда моя мать пожирала моего младшего брата, она понимала, что пожирает собственную плоть, в ее глазах горел ужас, но она не могла остановиться.
– У Лучезарного на поле Бараггала не было воинов-оборотней, – нахмурился Игнис. – Я ничего не слышал об этом.
– Пораженным корчей можно управлять, – сказал Холдо. – Но говорят, что даже самый рукастый погонщик собак не может удержать в одной руке поводки псов, которые вместе в два раза тяжелее его самого. Ненависть, которой одаривает корча, может оказаться сильнее магии, потому что она замешена на древнем колдовстве, на колдовстве земли, на том, что дает жизнь всякой твари. Говорят, что Лучезарный обезглавил некоторых из древних богов еще до Бараггала. Обезглавил или как-то выманил их из убежищ и подчинил себе. А затем вплел их силу в свое колдовство. Тех богов, что владели этой землей еще до Энки. Корча – от них. Теперь это их месть Лучезарному, которая обратилась не на него, а на его подданных.
– Но Лучезарного нет! – воскликнул Эксилис.
– Есть его слуги, – сказал Холдо и замер на мгновение, закрыв глаза. – Наверное, некоторым из них это подвластно. Все случилось на второй день после грозы. В небе показались сэнмурвы. Я сразу их узнал. Их много в горах Сагкал, иногда они долетали и до Талхо, но тогда они казались просто дикими летающими псами. Падальщиками. Я никогда не видел их больше пары за один раз, а тут их были тысячи. Думаю, что они летели от деревни к деревне. Я был у сарая, закидывал сено под навес. Даже взял вилы в руки, думал, что отмашусь, если они вздумают напасть, сэнмурвы довольно трусливы, хотя, когда они кучей… Но это не были обычные сэнмурвы. Они вдруг образовали над деревенькой кольцо. Огромное кольцо, которое стало вращаться. У меня загудело в ушах, я почувствовал магию. Так и побежал домой вместе с вилами. Брат и мать стояли на крыльце.
– Будет беда, – сказала мать.
– Уже, – добавил мой младший брат. Он был нисколько не слабее меня, может быть, даже стал бы сильнее, чем я. Но теперь уже не судьба.