– Я присягаю тебе, а через тебя Игнису, – прохрипел Дивинус.
– Молчи! – почти зарычал Орс, приложил ладонь к ране Дивинуса и повернулся к Ви. – Сражаешься, как демон. Еще и в магии сильна? Кто учил?
– Аментия, – опустилась на колени Ви. – Как только вырвалась из лап свеев, получила монету вот от его матери, так считай, что на коленях приползла в Утис. Протянула письмо от Пустулы, умоляла разрешить изучать схватку с лучшим воином Утиса Фелисом, магию с лучшей колдуньей Утиса – Аментией. Так и занимались, Фелис, Фестинус, что пропадал, правда, в каком-то фидентском замке частенько, Аментия и Серва. Я была на посылках, но глаз не закрывала и уши тоже. Орс, никакая магия не поможет. Легкое пробито.
– Много ты понимаешь в магии, – сплюнул Орс и повернулся к Каме: – Возьми Ви за руки, встаньте надо мной и Дивинусом. Как хочешь, но ни Светлая Пустошь, ни ее хозяин не должны почувствовать свободного мурса. Прикрывайте меня!
– Как ты будешь его вытаскивать? – прошептала Кама.
– Изнутри, – зарычал Орс, ломая стрелу в ране.
Лава смогла стоять на ногах, хотя колени дрожали, и ей потребовалось полчаса, чтобы прийти в себя, бросить что-то в рот, умыться, сменить одежду.
– Вот это красавица, – встретил ее на палубе, в окружении множества вельможных детишек, утомленных плаваньем, Литус. – Придется отдать тебе мантию.
– Зачем? – не поняла Лава.
– Мне так будет спокойнее, – сказал Литус. – Мало ли бродит вокруг охотников до красавиц?
– А ты? – удивилась Лава.
– Мне кажется, что вам это будет нужнее, – сказал Литус, поклонился измученным принцессам, которые тоже вышли на палубу, кивнул Шиару, белобрысому Шупе, шагнул к Моллису и обнял его.
– Нам? – растерянно прошептала Лава и залилась краской.
– Ты похож на одного парня, – прохрипел вымотанный капитан. – Он на этом корабле завернул такое… С него все и началось.
– Игнис, – кивнул Литус. – Я его знаю. Вот эта девушка его двоюродная сестра.
– Чудно, – покачал головой Моллис. – Чудно у вас у атеров, куда ни ткнешь – или родственник, или знакомец. Так ты уверен, что я дойду до Тимора? Такого больше не будет? А то ведь мое сердце не выдержит!
– Может быть, будет хуже, – сказал Литус, – но не с твоим кораблем и не с тобой. Светлая Пустошь оставила ядовитый след, но она подобралась, свернулась, собралась в центре. Я чувствую.
– Свернулась? – не понял Моллис. – Или все-таки подобралась? Разница есть! Уверяю тебя, парень. Если снежная кошка свернулась, иди мимо, да головой не ворочай, она сыта. А если подобралась, топырь копье. Прыгнет!
– Подобралась, – проговорил Литус. – Но еще не прыгает. Ждет.
– Чего? – не понял Моллис.
– Крови, – ответил Литус. – Кажется мне, что ждет она крови.
– Кошка не ждет, – не согласился Моллис. – Душит добычу и жрет!
– У нее есть помощники, – пожал плечами Литус. – Гонят добычу. И ты, Моллис, не добыча. Ты крошка, которую она даже не замечает. Тем более теперь, когда я схожу с твоего корабля. Теперь, когда все набухло в ее центре. Крови она ждет. А ты… До Аббуту река широка, да и до Тимора порогов нет. Доберешься. Только поспеши, думаю, через неделю-другую грянут морозы… Хотя Азу не замерзает, кажется…
– Крови, говоришь? – покачал головой Моллис. – Ну, этого добра у нее будет в достатке. Уж поверь. Родники бьют.
– Знаю, – кивнул Литус, взял Лаву за руку и пошел на берег. Джокус уже ждал внизу. Вскоре, разжав объятия, передав детей старшей сестре, на берег сошла и Тела. Она вытерла слезы, окинула взглядом Лаву и Литуса, напрягла скулы:
– Вот ведь как выходит! Нашлось время сердечным делам? Или уже не только сердечным?
– Ты обещала, – равнодушно проговорил Литус. – Идем, – и тут же перевел взгляд на Лаву. – Делай то, что я скажу. Все сладится. И не скрипи зубами. Забудь о старой боли, новая наступает.
– Подожди, – попросила Лава и вдруг побежала с пристани по ступеням наверх, к основанию пузатых, приземистых башен, от которых открывался вид и на принесшую холодные воды с востока – с гор Балтуту Му, и на сливающуюся с ней, бегущую с севера еще более холодную Азу, и на широкое русло уходящей на юг главной реки Анкиды. Тиренский берег был окутан туманом. Нахоритский – укутан снегом. Снег закружился и над Эбаббором. Пристань, лестница, ведущая в город, набережная, крепостная стена – все было пустынно, как будто город вымер.
– Обычно в это время Му уже замерзала, – сказала поднявшаяся вслед за Лавой наверх Тела. – Вот Азу редко покрывалась льдом. Так и чернела до весны, разве что леденела вдоль берегов.
– Как ты живешь с этим? – посмотрела на Телу Лава.
– Так и живу, – произнесла бледными губами та. – Обречена на смерть с того самого дня, как Пурус пригласил меня к себе, а потом велел убить короля Лаписа. И я поняла в один миг, если откажусь, мне не жить.
– Зачем так жить? – спросила Лава.
– А как? – блеснула глазами Тела. – Или ты думаешь, что боль твоей сестры меньше моей боли? Она теряла сына? Она убила моего Палуса!
– Но ведь ты не собиралась его терять? – проговорила Лава. – И Кама не хотела убивать Палуса. Разве не так? Пурус захотел убрать короля Лаписа. Ты решила убить всех?
– Он велел убить всех, – прошептала Тела. – Сказал, что король Лаписа словно нарыв на его лице. И если его не вырезать, он никогда не пройдет. А потом показал на дверь. На ту, через которую я вошла, в ней уже стоял мой муж. Малум. Стоял и улыбался. А во второй двери стоял сущий демон. Был у него тогда старшина тайной службы Кракс. Не знаю, кто с ним разделался, умельцы говорили, что никто не мог сравниться с ним в хитрости и ловкости. У Кракса был в руках нож. У Малума – королевский плащ. Я все поняла. И вышла через дверь, где был Малум.
– А эти знаки? – не поняла Лава. – Мне говорили… Ворон, прибитый к воротам? Висельники?
– Кракс все делал, – отвернулась Тела. – Свел меня с тем свеем, Стором Стормором. Подсказывал, что и как. Думаю, что он играл или готовил разные пути для Лаписа. Один из этих путей был связан с Патиной Тотум. Мне передавали любовное зелье для нее. Но в итоге ничего не сработало. Игнис исчез, а Кама все испортила.
– Ты сожалеешь? – спросила Лава.
– Сожалею? – пожала плечами Тела. – Я проклята. Я отогреваюсь рядом со своими детьми, но чувствую проклятье, едва отхожу от них на шаг. Поэтому я здесь. Хочу попасть в Бараггал, упасть на колени и просить у Энки прощения.
– Разве упасть на колени можно только в Бараггале? – спросила Лава, завороженно глядя, как белый корабль отплывает от эбаббарского дерева и медленно движется к стрелке двух рек, чтобы отправиться вверх по течению Азу.
– Упасть можно где угодно, – почти прошипела Тела. – Но за то, что я сотворила, простить меня может только Энки! Литус обещал мне помочь. Пока ты билась в бреду среди ужаса, через который плыл этот диковинный корабль, он написал письмо к своему двоюродному брату Сигнуму. Рассказал в нем о том, что отец Литуса – Флавус Белуа – мертв, и Сигнум может считать себя герцогом или наместником, как ему будет угодно. Литус отказывается от претензий на трон. Попросил помочь мне и Джокусу попасть в Бараггал. Или хотя бы не оставить заботой и принять на службу, если путь в Бараггал не откроется.