Именно внезапное прозрение заставило ее три года назад, когда она еще жила в Туле, проходя через парк, поднять скомканную бумажку, оказавшуюся билетом на поезд в Москву. На обратной стороне билета был записан телефон агентства «Красные звезды». Настенька не очень-то надеялась на успех, но в агентстве за нее неожиданно ухватились и взяли. Ну разве это было не чудо?
Провинциальная жизнь уже в шестнадцать лет стала для нее тесной, хотелось чего-то большего, хотелось вырваться во что бы то ни стало. Одноклассники, все ее поклонники и знакомые казались ей серыми и скучными. У каждого из них был свой маленький узкий мирок, который они постоянно носили с собой, как улитка носит свой панцирь. Они словно рождались со своим мирком, который прочитывался уже на лицах пяти-шестилетних детей. Все были вполне довольны своей жизнью и ничего не хотели в ней менять, кроме как старую машину на новую или квартиру поменьше на квартиру побольше.
Родителей у Насти не было, а бабушка, переживающая позднюю любовь с отставным военным, ничего не имела против того, чтобы Настя ехала в Москву и заботилась о себе сама. Тем более что девочка уже начинала входить в возраст и молодящаяся бабушка опасалась невыгодных для себя сравнений.
Второй случай, когда интуиция помогла Насте, произошел около полугода назад. Две ее подруги-модели и какой-то их знакомый уговаривали Настю прокатиться на новом, только что купленном «мерине», а потом завалиться в ночной клуб, потанцевать и расслабиться. Настя уже сказала «да», когда ее внезапно затошнило от нахлынувшего ощущения тревоги, и она отказалась от поездки.
«Ну и дура. Не хочешь — как хочешь!» — сказали подруги и уехали. А утром Настя узнала, что подвыпивший знакомый не справился с управлением и, хотя сам уцелел, поприветствовав своей пьяной рожей подушку безопасности, обе его спутницы погибли.
С тех пор Настя всегда прислушивалась к внутреннему голосу, хотя порой, с разумной точки зрения, он давал ей явно нелепые советы. Скажем, сегодня утром она не стала покупать в магазине яркий красный свитер, который ей очень понравился; потом не поехала в лифте, а поднялась на третий этаж пешком, а в троллейбусе не села на место, которое ей уступили. Все это было довольно глупо, и Настенька объясняла это утомлением и нервозностью.
Где-то в середине бульвара, почувствовав, что проголодалась, она купила бутылку сладкой воды и большую шоколадку «Аленка». Последнее время у Насти развился «шоколадный» патриотизм, выражавшийся в том, что она покупала только русский шоколад. Не успела девушка сесть, как к ней подбежала большая дворняга, помесь овчарки с трудноопределимой лохматой породой. Она уселась рядом, заскулила и положила тяжелую морду ей на колени, оставив на светлых брюках слюнявое пятно.
«Хорошо еще, я не в чулках», — подумала Настя, сталкивая с колен собачью морду. Но так как дворняга продолжала неотрывно смотреть на нее, Настя дала ей кусочек шоколада. Пес подержал его во рту и уронил на асфальт.
— Пожадничал? Ну и иди отсюда!
Но пес никуда не ушел, а разлегся у скамейки и, не теряя Настю из виду, гордо посматривал на прохожих. Настя понимала, что не сможет взять дворнягу с собой в гостиницу, но пес уже, судя по всему, ощущал себя «чейным», и манекенщице не хотелось слишком скоро разрушить его иллюзию.
Неожиданно шерсть на загривке у дворняги поднялась дыбом, и пес глухо зарычал на мальчика лет трех, приближавшегося к ним на велосипеде. Вскочив, он с лаем запрыгал вокруг ребенка, явно стараясь опрокинуть велосипед. Тем не менее, упрямо сдвинув бровки, мальчик сосредоточенно крутил педали, направляясь к скамейке. Руль его велосипеда был точно направлен Насте в колени.
«Где же его мать? Подумают еще, что это моя собака! Вот влипнешь!» — забеспокоилась Настя, вскакивая.
— Пошла вон! Фу! — закричала она на собаку. Дальше все было, как в фильме ужасов. Пес, прыгнув,
вцепился мальчику в горло и повис на нем. Послышался истеричный визг прохожих.
— Девушка! Чокнутая, что ли? Уберите свою собаку, или она его убьет!
— Это не моя собака!
Настя бросилась к псу, чтобы оттащить его, но внезапно застыла. Ее поразило лицо ребенка с отпечатавшейся на нем недетской упорной злобой. Словно не замечая вцепившуюся в горло собаку, мальчик настойчиво крутил педали, волоча ее за собой. Его маленькие глазенки с пристальной ненавистью смотрели на Настю, и ей вдруг на мгновение почудилось, что один глаз переполз ребенку на лоб. Не помня себя от ужаса, девушка схватила сумку и бросилась но траве к низкой чугунной ограде, за которой была дорога. Все, что ей хотелось, это оказаться как можно дальше отсюда. Перелезая через ограду, Настя обернулась. Ребенок с вцепившейся в него собакой ехал по траве следом за ней.
Уже запрыгивая на тротуар с другой стороны, она услышала скрип тормозов. Белую «Волгу» развернуло поперек дороги, а велосипедик с ребенком, неизвестно как оказавшийся на проезжей части, кувыркаясь, пролетел метров двадцать и ударился об асфальт…
Настя взглянула на место, куда он упал, ожидая увидеть кровавое месиво. Но асфальт был чист: ни ребенка, ни велосипеда… Странный пес тоже исчез…
Настя не помнила, как дошла до гостиницы. Человеческое сознание, а особенно сознание фантома — странная штука. Иногда оно перегружается и приходит в тупик от пустяка, а иногда в состоянии выдержать мощные удары.
Настеньке помогло, что она всегда больше верила сердцу, чем рассудку. Для людей, мыслящих категориями логики, жизнь часто состоит исключительно из прямых углов, доказательство — аргумент — вывод. Это надежно, но в массивной броне из рассудка не пролезть в те узкие щели, куда иногда может протиснуться простой сердечный инстинкт. Иногда лучше пройти незаметной тропинкой, подсказанной интуицией, чем тащиться по окружному шоссе разума. Манекенщица Алиса, жившая с Настей в одной комнате, сидела на кровати в черной кружевной комбинации и перекрашивала ногти из красного цвета в зеленый. Услышав, как хлопнула дверь, Алиса подняла голову.
— Обкорнали-таки? Ну и стервозный же у тебя видок! — засмеялась она, но, вглядевшись в лицо подруги, осеклась: — Что стряслось?
Настя попыталась сказать, что все отлично, но губы у нее вдруг запрыгали. Она разрыдалась. Только сейчас до нее с опозданием дошел весь кошмар, который она пережила. Обычно они с Алисой не очень-то ладили, двум острым язычкам было тесно в одной комнате, но при виде рыдающей подруги Алиса обо всем забыла и бросилась ее утешать.
Ну-ну, успокойся! — бормотала она в перерывах между рыданиями Насти, когда та набирала воздух. — И сдалась тебе эта коса, ты с ней была как школьница. А сейчас совсем другое дело: взрослая, уверенная в себе женщина, настоящая красавица. Да тебя же теперь моим идиотикам показывать нельзя, они меня сразу бросят! Ну что, успокоилась? Да что же это такое?
— Эт-то не в-в-волосы, — икая, проговорила Настя.
— Не волосы? — удивилась Алиса, догадываясь скорее по движению губ, чем по невнятным звукам. — Значит, опять этот Эдик наезжал со своими капризами? Пойдем, я тебя умою.