Великое Нечто | Страница: 91

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Стоит ли? Спросонья, как известно, у многих дурное настроение, — пролаял Бнург.

— К тому же если я права и сон Великого Нечто является нашим бытием, то его пробуждение будет концом нашего бытия и началом нового этапа вселенского существования.

— А если Крам ошибался и оно не так всесильно? с сомнением полюбопытствовал Бнург.

— Тогда тем более не стоит его будить, — парировала Дымла. — Во всяком случае, когда я попыталась это сделать, меня едва не затянуло.

— Разве можно так быстро сдаваться? А как же цель бытия? — удивился пес.

— Какой же ты зануда! Лишь бы наша девочка была в безопасности, а поиски смысла бытия оставим для старых призраков, вроде нас, — раздался знакомый голос, и рядом возник зыбкий профиль Чингиза Тамерлановича.

— Рада тебя видеть, папа. Надо признать, в последний раз ты исчез очень эффектно, — похвалила Лирда.

— Сам не знаю, что на меня нашло, какое-то мелкое пижонство… — смутился Грзенк. — Но теперь неудобно будет вновь вернуться в той же форме. Придется ее сменить.

— И кем же ты станешь?

— А вот кем! — К люстре вспорхнула взъерошенная зелено-желтая птица с хохолком.

— И как называется это безобразие? — снисходительно поинтересовался пес.

— Это безобразие называется Петруша, — представился попугай, водружая собственную особу на кухонный шкафчик. — И если кто-нибудь впредь будет позволять себе подобные замечания, я его клюну! Тем более что это сугубо временно.

Лирда смутно ощущала, что, хотя разговор теперь и льется непринужденно, непринужденность эта натянутая, и ей предстоит еще выслушать нечто важное. Не прошло и минуты, как Бнург подошел к ней и ткнулся влажным носом в ногу.

— Рр-ав! Я думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что теперь, когда Великое Нечто у нас, мы можем смелее распоряжаться пространством. Возможно, тебе хотелось бы попутешествовать, увидеть мир. Вредно долго находиться на одном месте. Наступает привыкание, некое притяжение, которое и привело нас всех по разным причинам на эту планету…

— Бнург, ты ведь хочешь сказать совсем не это. Выражайся яснее… — мягко перебила Лирда.

— Яснее так яснее. За последнее время ты слишком привыкла к форме, срослась с ней, а это не может нас не тревожить… Мы думаем, тебе нужно расстаться с этим або… человеком, расстаться раз и навсегда. Возможно, тогда ты выйдешь из-под власти запретных чувств и снова станешь полноценным мрыгом.

— Расстаться с ним? Но это невозможно! — с тоской прошептала Лирда.

— Ты должна. Эта любовь не приведет ни к чему хорошему — она гибельна и для тебя, и для него, — сказал Грзенк.

— Я люблю его! — крикнула Лирда. — Понимаете вы это? Люблю!

— Но такая любовь — это болезнь! Ты разрушаешь себя.

— Не разрушаю.

— Ты не отдаешь себе отчета! Это чувство уничтожит тебя, ты должна его бросить! Ради нас, ради всех! — Грзенк долбанул клювом по дверце шкафа. Это было забавно, но Лирде было не до смеха.

— Ты тоже так считаешь? — она повернулась к Дымле. Та, помедлив немного, кивнула:

— Так будет лучше для тебя.

— Но почему? — Лирде казалось, что Дымла должна быть на ее стороне.

— Любовь — это огонь. Он согревает, пока маленький, но когда разрастется — это уже пожар. Топка.

— Вы все сговорились! — рассердилась Лирда. — Вы думаете, что вправе решать за меня, как мне поступать! Не слишком-то я боюсь каких-то призраков!

Попугай замер. Дворняга уставилась в пол.

Лирда спохватилась, что обидела их, и замолчала. Ей стало так скверно и тоскливо, что она вновь ощутила себя гепардом, загнанным под корягу в ельнике.

— Но он любит меня… Он меня по-настоящему любит, — сказала она, хватаясь за это чувство, как за последнюю соломинку.

— Тем хуже. Ты должна понимать, что обманываешь его. Он любит человеческую девушку, а не спрутиху с реакторным желудком, которая купается в азотной кислоте! — жестко сказал Грзенк. — Почему бы тебе не показаться ему в своем истинном обличье? Сможет ли он любить тебя тогда?

— Так вот какой аргумент ты приберегал на конец? — с болью сказала Лирда.

Удар пришелся точно в цель. Истинное положение вещей вдруг навалилось на нее непомерной ношей. Правда, сможет ли он любить ее такой? Смогут ли они вообще быть вместе, если между ними столь огромная пропасть?

Что было бы, если бы он увидел ее такой, какая она есть, — с кожистыми щупальцами, тремя большими глазами, покрытыми прозрачной и прочной роговой пленкой, с ротовой щелью на животе? Нет, она не скажет ему! Их любовь не вынесет подобного испытания. Лирда со сжавшимся сердцем представила себе выражение горького недоумения на лице Корсакова, и ей захотелось немедленно уйти, уехать, навсегда покинуть эту планету, забыть запретное чувство к землянину.

Конечно, в эпосе Земли существовали предания, согласно которым влюбленные юноши женились на лягушках и цаплях. Истинная любовь развеивала колдовские чары, злое волшебство бывало посрамлено — и красавица попадала в объятия к царевичу. Подумав об этом, Лирда горько усмехнулась. В их случае все было наоборот. Не под мерзкой маской чудовища таилась красавица, а, напротив, само мерзкое чудовище пряталось под обличьем дивной красавицы.

— Так ты уйдешь? Оставишь его? — спросил Грзенк. Только что он переглянулся с Дымлой, и та кивнула ему, что настал удачный момент.

Лирда решилась, и, хотя сразу навалилась безысходность, от определенности на душе стало легче.

— Да, уйду.

— Навсегда? — нетерпеливо потребовал ответа Грзенк. — Земля большая, и на ней есть много дорог, которые никогда не пересекаются.

— Да. Только ничего мне больше не говорите. — Лирда твердо посмотрела на отца.

— Если хочешь, можешь оставить ему фантом, чтобы он не слишком грустил… Он и не заметит… — осторожно предложила Дымла.

— Нет, никогда… Это было бы слишком… как надувная кукла, — с презрением отказалась Лирда.

— Ну это как сказать, — заспорил Бнург. — Иногда можно такой фантомчик сделать, что просто пальчики оближешь… Хотя я, конечно, ничего не предлагаю, — торопливо добавил он, взглянув на Лирду.

В коридоре послышались шаги, его шаги. Лирда сразу их узнала и, не отдавая себе отчета, шагнула к двери ему навстречу.

— Ты не передумаешь? — напомнил Грзенк.

— Нет, дай мне только попрощаться.

Глава XXXI БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ

Корсаков не вернулся ни к обеду, ни даже к вечеру, и Никита, довольно скоро завершивший свои дела, начал беспокоиться.

«Уж не расшибся ли этот олух на моей машине? И вообще, что это за миллионер, который не обзавелся сотовым?» — размышлял он.