Ладно. Не выданных. Тёрн сам все взял. Но почему бы и нет? Все равно это его казна. Будет. Лет через тысячу. А любые хищения спишут на Эрваса с Вольгианой, чтоб им в гробу рыдалось.
Так что мы могли ни в чем себе не отказывать. Да и жить в этом времени нам оставалось недолго. Ровно столько, сколько надо, чтобы посадить троих элваров на корабль и отправить домой, в Элварион. Ехать с ними мы просто не могли. За столько дней на корабле кто-нибудь из нас обязательно проговорится. А то и сами элвары сделают выводы – не дураки же, напротив. А о нас никто не должен помнить. Все случилось само собой. И точка. А мы тут мимо проходили (проплывали, проползали…).
А втроем они должны спокойно добраться до дома. И ничего с ними не случится. Авось не маленькие. Пираты, как шакалы, контролируют свою территорию и никого другого не потерпят. Лерона мы выбили, так что плавание должно пройти спокойно. Капитан уже согласился взять элваров на борт.
Пусть их только поставят на ноги.
И лекари старались что есть сил.
Все это время мы жили в доме господина ан-Таррена и пользовались его гостеприимством. Меня все устраивало. Тёрна тоже. Кроме одного. Нас, как супружескую пару, поселили в одну комнату, но с отвратительной звукоизоляцией. Соседям был слышен буквально каждый чих. А соседи были. Съехались на свадьбу. Поэтому пришлось жить, ограничиваясь исключительно поцелуями.
Ничего. Дома наверстаем.
Мы побывали на свадьбе у Элизы. Невеста была очаровательна, только слегка заплакана. Жених – весьма доволен собой и жизнью. Ничего. Стерпится – слюбится, а там и дети пойдут.
Леоникет открыл глаза на третий день лечения. Остальные двое – еще через два дня. Я с ними не общалась. И Элю не пустила. Пусть Тёрн разговаривает. Не дурак же, не проболтается. А маскирующее заклинание моего приготовления спокойно выдержит пару часов. Этого элварам с лихвой хватало для общения.
Тёрн и не проговорился. Хотя каких усилий ему это стоило – знала только я. Он подробно рассказал отцу про Аманду, про все, что стряслось в Элварионе, про удачное разрешение ситуации… Леоникету этого хватило и в глаза, и за глаза. Он хотел домой. Рвался домой. Мечтал там оказаться.
И я его отлично понимала. Как меня тянуло в Универ – с ума сойти! А как там тетушка с ума сходит! И не надо мне говорить, что Лорри – привидение! Будь она хоть черт с рогами – она меня любит! И переживает. А удастся ли мне попасть в нужный день?
Вряд ли.
Так что переживания обеспечены. Хорошо хоть у призраков инфарктов не бывает.
* * *
Элваров мы проводили еще через десять дней. Когда они встали на ноги, окрепли и прекрасно могли постоять за себя. Даже нелетучий элвар – машина для убийства. И это – факт. Все трое (в одном я с ужасом узнала Клаверэна и восхвалила всех богов за существование маскировочных заклинаний) дружески попрощались с нами и взошли на борт корабля. Мы помахали им вслед – и переглянулись. Самое серьезное было сделано. Лучше этих островов тоже не придумаешь.
Есть магическая точка. Накопители заряжены. Можно готовиться к переносу в свое время.
Тёрн был с этим полностью согласен. Элю никто и не спрашивал. Вообще, как-то так получалось, что с одной стороны мы с Тёрном, а с другой одна она. Мы разговаривали, мирно сосуществовали, и я даже не собиралась ее убить, но…
Она хотела убить Тёрна.
Этим все было сказано.
Так что на одиннадцатый день мы отправились в гипермагическую точку. Там я нарисовала треугольник, вписала его в пентаграмму, расставила в нужных точках элваров, разложила накопители – и довольно кивнула. Еще раз проверила расчеты. Сходятся. Заняла оставшийся угол треугольника – и начала читать заклинание.
Какой же Виктор молодец. Он нам все рассказал про ворота. Какая же я умница. Я его слушала.
И у нас есть шанс попасть домой. Я все сделаю для этого.
Домой, домой, пора домой…
Ох-ох-ох, что ж я маленьким не сдох…
Мое состояние можно было описать этими простыми словами. Как и обычно при огромной затрате сил. Кое-как я приподняла голову и попыталась открыть глаза.
Мы находились где-то в совершенно неизвестной местности. Скалы? Да, что-то вроде. Неподалеку лежали Эля и Тёрн. Элварам досталось при переходе еще посильнее моего. А я ведьма. И очнулась первой. Только вот проку с того… все равно я пока даже огонька не зажгу. Кое-как я попробовала подтянуться на руках и перевернуться на спину.
Стало чуть полегче. Камушки, которые раньше впивались в грудь и живот, теперь оказались под спиной. Заныли все места, которые я отлежала. Ну да ладно. Я полежу еще минут десять – а потом протяну руку и достану фляжку с водой. Напьюсь, напою Тёрна, попробую привести его в чувство…
Надеюсь, что мы попали в свое родное время. Но пока сил нет, даже чтобы активировать артефакт, изготовленный перед отъездом, – и узнать год, в котором мы оказались.
Тёрн попытался пошевелиться.
– Ты в сознании? – пробилась в мой разум его мысль.
Говорить сил тоже не было. В сознании я, в сознании, неужели не ясно?
– Прошлый раз я себя так паршиво не чувствовал…
– Прошлый раз мы воспользовались таким количеством силы – на все хватило с избытком. А в этот раз получилось впритык.
– Да, не пожалели для меня патронов…
Я фыркнула. Нахватаются тут всякие из чужого разума – и довольны.
– А тебе для меня мыслей жалко…
Уж-жасно жалко! Сейчас облысею от жадности и жалости…
– Не надо… ты и так хорошая…
Надо. Надо встать, выпить воды, привести себя в порядок…
Я ничего не успела. Из-за ближайшей скалы к нам выдвинулись три каменных элементаля.
Эвхаар дгеморгреаз!!!
А у меня вообще нет силы. Ни капли. Я даже сбежать не смогу. Остается только умереть…
Тёрн попытался подняться, но его повело в сторону и чувствительно приложило о камни. Что же делать, что делать….
– Сохраняйте спокойствие. Если не будете дергаться, мои зверушки никого не покалечат.
Я развернулась в сторону, откуда прозвучал насмешливый голос. Я помнила его, слишком хорошо помнила… я могу забыть лица, но голоса буду помнить и через сто лет. Особенно когда я ненавижу этот голос.
Мужчина в темном плаще стоял, почти сливаясь с камнем.
– Не заставляйте меня отдавать зверушкам приказы об уничтожении.
– Раньше или позже – какая разница? – огрызнулась я.
Тёрн сверкнул глазами.
– Вот и свиделись.
Капюшон плаща чуть опустился.