Финн просидел на телефоне несколько часов. Все время, пока летел из Юмы и потом еще девяносто минут в своем офисе. Теперь он стоял на балконе и смотрел на все те здания, куда звонил. Темные, почти без огней, силуэты. До рассвета оставалось еще полчаса.
Оставался последний звонок.
Финн прислонился к перилам. Набрал номер. Три гудка, затем голос:
– Айзек?
– Да. Я говорил с президентом Кэрри. Говорил со всеми, кто что-то решает. Мы достигли некоего соглашения. Оно не очень нам нравится, но другого варианта нет. Пэйдж Кэмпбелл и ее друзья провели в Юме несколько часов и давно вернулись. Мы не знаем, что они видели, и с кем сейчас разговаривают. В нашем лагере много больших шишек, но не все, и те, кто не с нами, если дать им время, могут серьезно навредить. Они в состоянии даже сорвать весь план.
Он перевел дух. Медленно выдохнул.
– Мы не можем ждать столько, сколько собирались. «Умбру» нужно вводить в игру. Прямо сейчас.
С другого конца до него долетел резкий вдох.
– Но мы еще не готовы. Целые сегменты плана…
– Основное готово. В принципе должно сработать. В некотором смысле у нас даже есть преимущество. У нас есть цилиндр. Мы можем отправиться к месту последнего сбора и посмотреть, что там, в две тысячи восемьдесят четвертом. Кто знает, какую информацию мы получим.
– Ты собираешься туда сейчас?
– Я остаюсь в Вашингтоне еще на сутки. Полагаю, Кэмпбелл вернется сюда и попытается связаться с теми, кому, как она полагает, можно доверять. Сомневаюсь, что они представляют уровень наших связей, а если так, то обязательно себя выдадут.
На линии воцарилась тишина. Звук неуверенности. Сопротивления. Вынужденного согласия.
– Кэрри со своей стороны уже начинает, – первым заговорил Финн. – Сколько времени нужно тебе, чтобы привести план в действие?
Снова молчание. Потом:
– День-два. Может быть, меньше… Господи, неужели мы и впрямь это сделаем?
Финн уловил в его голосе и волнение, и беспокойство.
– Да, сделаем. Торопиться никто не хотел, но теперь вопрос стоит так: сейчас или никогда.
– Хорошо. Я – за. Мне чертовски страшно, но я – за.
– Я в тебе не сомневался. Приступай незамедлительно. Я скоро свяжусь с тобой.
– Люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю, Одра.
Ричард Гарнер проснулся по звонку будильника в пять утра. С полчаса он делал зарядку. Затем принял душ, надел брюки хаки, серую хлопчатобумажную тенниску и прошел в кабинет. Под окнами, тридцатью этажами ниже, в янтарном свете и длинных, ранних тенях лежал Центральный парк.
Он включил компьютер. Пока операционная система загружалась, вышел из комнаты и пересек просторный каменный коридор. В кухне поджарил два кусочка пшеничного хлеба и налил апельсинового сока, после чего с тарелкой и стаканом вернулся в кабинет, уселся перед компьютером и кликнул «мышкой». Книга по-прежнему находилась в стадии подготовки. Задумывалась она как исследование государственной деятельности Улисса Симпсона Гранта [4] , и основное внимание автор собирался обратить на различия в управлении войной и страной, но работа пошла в несколько ином направлении. Теперь книга вырисовывалась как более широкое изучение каждого из тех президентов, которые, перед тем как заступить на высшую должность, занимали ответственный военный пост. Анализ плюсов и минусов влияния такого рода опыта на президентские перспективы. Гарнер и сам еще не определился с ответом на вопрос, получаются из генералов хорошие президенты или же нет? На основании имевшихся фактов можно было сделать самые различные выводы, каждый из которых обусловливался временем, местом и политическим климатом, а он еще только начал в этом разбираться. Гарнер надеялся, что его военное прошлое – пусть он и не стал генералом, но в 70-х командовал отрядом «морских котиков» – поможет проникнуть в суть данного вопроса и удержаться от предвзятостей.
Работа требовала полной отдачи.
Именно такая и была нужна ему сейчас.
Чтобы заняла его до самого конца.
Он провел в кабинете утро и всю первую половину дня. По большей части сидел за компьютером, но иногда подходил к окнам, смотрел на парк и город.
В час дня экс-президент сделал небольшой перерыв. Позволил себе бутерброд и баночку «севен-ап». Потом подключил айпод к акустической системе – из колонок на всю резиденцию разлилась музыка – и занялся кое-какими мелочами. Хотя он жил здесь уже два года, какая-то часть его к этому месту так и не приспособилась. Как будто он все еще привыкал к нему. Привыкал жить сам по себе.
Резиденция занимала целый этаж здания, хотя его собственное жилое пространство составляло лишь две его трети. Еще на одной трети разместились жилые и рабочие помещения охранявших его агентов секретной службы. По вечерам он обычно играл с ними в покер.
В четыре часа дня Гарнер закончил уборку. Выключил музыку. Вернулся в кабинет. Открыл тяжелую коробку с пожелтевшими документами, поступившими из архивов Нью-йоркской публичной библиотеки. Эти бумаги отнюдь не предназначались для всеобщего ознакомления. Заполучить их было весьма сложно. Гарнер чувствовал себя немного виноватым из-за привилегии, которую дало ему положение, но не настолько, чтобы лишиться по этой причине сна. Просто библиотеке было гораздо проще прислать все эти материалы, нежели видеть его с охраной в своих стенах всякий раз, когда ему понадобится сверить ту или иную цитату. К тому же его хорошо там знали. В студенческие годы он работал в библиотеке. Быть может, даже сотню раз проходил мимо этой самой коробки.
День выдался ясным и солнечным, но к пяти часам в комнате немного стемнело. Гарнер включил лампу, стоявшую рядом с креслом. Разобрать почерк Джорджа Вашингтона оказалось не так-то и просто.
В четверть шестого из коридора потянуло холодком. На столе зашуршали бумаги. Две или три секунды ушло на то, чтобы понять, что сквозняку взяться неоткуда, просто потому что все окна закрыты.
Какое-то время он просто смотрел на дверь, пытаясь все осмыслить. В коридоре находился заборник системы отопления, вентиляции и кондиционирования. Выходить из заборника воздух не должен, но, может быть, там ведут какие-то профилактические работы. Никакого другого объяснения в голову не приходило.
Так или иначе, но никаких тревожных мыслей по этому поводу не появилось. В последние годы ему приходилось рассматривать и более опасные сценарии развития тех или иных ситуаций.