Кларк моргнула:
— Что ты сказал?
— Леонард Кларк. Глубоководный жаброчеловек. Он еще землетрясение устроил. — Мужик пнул гидрокостюм скрюченной ступней. — Ты что, думаешь, я не знаю? — Он поднял руку с пистолетом и дотронулся дулом до уголка линзы. — Как я, по-твоему, их заполучил? Ты не первая поклонница в городе.
— Леонард Кларк?
— Я сказал уже. Ты глухая или тупая?
— Я дала себя изнасиловать, кретин. Тебе. Так что, похоже, тупая.
Бродяга долго не мог отвести взгляд от ее лица, а потом сказал:
— Ты и раньше это делала.
— Ты даже не представляешь, сколько раз.
— Что, стало нравиться?
— Нет.
— Ты не сопротивлялась.
— Да? А многие сопротивлялись с пушкой у виска?
— Ты даже не испугалась.
— Я слишком устала, идиот. Ты меня отпустишь, убьешь или как? Только прекрати мне вешать лапшу на уши.
Метис громоздко и неуклюже двинулся к ней. Лени только фыркнула.
— Иди, — каким-то странным голосом сказал он, а затем совершенно глупо добавил: — А ты куда направляешься-то?
Она подняла бровь:
— На восток.
Латинос покачал головой:
— Не прорвешься. Там большой карантин. Чуть ли не до самого Пыльного Пояса. — Он махнул рукой на юг, в сторону боковой улицы. — Лучше в обход.
Кларк постучала по запястнику:
— В списках ничего похожего.
— Ну тогда катись куда хочешь. Мне-то какая разница.
Не отводя от него глаз, Лени склонилась и подобрала костюм. Метис держал рюкзак за лямки, глядя внутрь.
Он напрягся.
По-змеиному быстрым движением она выхватила оттуда дубинку и направила ему прямо в брюхо.
Бродяга отступил, по-прежнему сжимая в руке рюкзак. Его глаза сузились до молочных щелочек.
— Почему ты этим не воспользовалась?
— Не хотела заряд тратить. Ты его не стоишь.
Он взглянул на пустые ножны, висящие у нее на поясе.
— А почему там не держишь? Откуда быстрее доставать?
— Ну вот если бы рядом с тобой был ребенок...
Они смотрели друг на друга глазами, видевшими все
в черно-белом цвете.
— Ты мне позволила. — Метис замотал головой, противоречие, казалось, причиняло ему боль. — У тебя было вот это, но ты все равно мне позволила.
— Рюкзак, — напомнила Кларк.
— Ты... меня подставила. — Разгорающийся гнев в голосе и глубокое удивление.
— Может, я просто люблю погрубее.
— Ты заразна. Ты — переносчик.
Лени слегка качнула дубинкой:
— Отдай мне мои вещи и тогда, возможно, проживешь достаточно, чтобы узнать наверняка.
— Ах ты тварь.
Но рюкзак он все же протянул. Только сейчас Лени заметила перепонки между пальцами на его руке и гладкие кончики обрубков безо всяких шрамов. Значит, обошлось без насилия. Их не отрезали в уличной драке. Он таким родился.
— А ты пробирочный, что ли? — спросила она.
Может, он был старше, чем выглядел; фармы не распространяли глючные генотипы уже лет двадцать. Дефективные, конечно, тратили на лекарства больше здоровых людей, но глобальная обстановка выворачивала детей наизнанку и так, без посторонней помощи. И без жалоб от недовольных покупателей.
— Пробирочный, спрашиваю?
Он прожег ее взглядом, его трясло от бессильной ярости.
— Хорошо, — сказала она, забирая рюкзак. — Поделом тебе, урод.
ЗАПАДНЯ
Голос в ухе Лабина солгал.
Он не выезжал за пределы Н'АмПацифика с самого оползня. Уже много лет не был в Севастополе и Филадельфии. И тем более никогда не появлялся в Уайтхорсе. Надеялся, что не доведется, уж очень неприятные слухи ходили об этом месте.
Но возможность такая была. Ложь казалась вполне правдоподобной, особенно для тех, кто знал Лабина, но понятия не имел о его нынешней жизни. А может, ложь была даже ненамеренной. В ход пошла глупая догадка, основанная на бог знает каких невнятных данных. Кто-то сгреб в охапку несколько случайных слов, уделяя больше внимания грамматике, а не истине.
Кен задумался, не положил ли сам начало слухам, и, прежде чем отправиться в Садбери, решил проверить эту гипотезу.
Он снова залогинился в Убежище и запустил новый поиск: «Джуди Карако, Лени Кларк, Элис Наката» и «Кеннет Лабин».
В этот раз к нему обратился другой голос. Он говорил мягко, спокойно, почти шептал. Не упоминал об аллитерации и рифмах. Частенько произносил твердые согласные неправильно.
И называл его Майком.
* * *
На суборбитальном Лабин добрался до города-государства Торомильтона, оттуда взял шаттл на север. Под ним бесконечной вереницей тянулись пригороды, излившиеся из сердца мегаполиса, что некогда держало их в плену. Ежедневные поездки на работу закончились десятки лет назад, но упадок и запустение распространялись до сих пор. Мир снаружи пролетал без происшествий — во всем Онтарио имелось лишь несколько закрытых зон, и все в стороне от маршрута.
Мир внутри был намного интереснее. Глубоко в кипящем хаосе Водоворота зародились эмбрионы слухов о воскрешении Майка Брандера вместе с байками о Лаби-не. Майка Брандера видели в Лос-Анджелесе. Его видели в Лиме.
Кен нахмурился, почувствовав еле заметное отвращение к самому себе. Он прокололся на собственных вопросах. Нечто в Убежище заметило, что он искал всех членов команды «Биб», кроме себя. «А почему это пользователь интересуется всеми, кроме Лабина К.? Потому что пользователь уже знает о Лабине К.
Потому что пользователь и есть Лабин К.
Возвращение Лени и Кенни».
За его последней прогулкой по Убежищу с вопросами о всех, кроме Брандера, следили с таким же вниманием—и пришли к столь же простому логическому выводу. Теперь Майк воскрес и стал вести бурную жизнь в Водовороте. Что и требовалось доказать.
«И что это делает? И почему?»
Конечно, вопрос «почему» часто не имел особого смысла. Иногда фауна Водоворота хваталась за популярные тренды и так передвигалась — крала ключевые слова, втираясь в доверие, выдавала себя за часть толпы и прошмыгивала сквозь фильтры. Классический стадный эффект, слепой и глупый, как сама эволюция. Поэтому такие стратегии через какое-то время неизменно заканчивались пшиком. Недавнее поветрие пропадало в вечности, а самозванцы оставались с поддельными билетами в пустые бальные залы. Или охранники просекали фишку; чем популярнее камуфляж, тем эффективнее контрмеры.