Обломок ушедшей эпохи, когда такая штука могла стоять в любом доме, а Интернет ломился от бесплатного софта и продвинутые фирмы принципиально выпускали программы только с открытым кодом — твори, выдумывай, пробуй, мы не будем тебе мешать.
Всех подставили террористы, все задавили капиталисты. А у нас партия и правительство. Ради всеобщего блага и стабильности. Государство можно понять, оно во имя стабильности хоть расстреливать готово. А кто поймет нас, людей? Люди ведь не просят устроить прямо сейчас коммунизм, им бы чуть-чуть побольше свободы, и то праздник.
Люди готовы выдумывать и творить, вы им только разрешите…
Леха глядел на серый ящик и боролся с желанием проверить, работает ли он. Просто из интереса. Послушать, как гудит. Уловить едва ощутимую вибрацию.
На таком фабере — а может, на этом самом? — десять лет назад Семенов выпек модель вертолетика пятой серии. И поставил на стеллаж в лабе. На то самое место, где она и сейчас живет. Круг замкнулся. И Леха постарается сделать так, чтобы замкнулся он не зря.
Михалборисыч будет его на руках носить за любые дельные сведения о «пятерке», но это не главное, Леха выгоды не ищет, у него пока и так все хорошо. Главное, что директор хочет пустить инфу в ход. Он хочет взять как можно больше от разработки, на которой Дед, уязвленный в самую душу запретом репликаторов, поставил с горя крест. А теперь есть шанс, что «пятерка» не пропадет без следа: ее узлы, ее решения воплотятся в новых сериях Нанотеха. Вот будет достойный памятник Деду. Надо стараться. Надо искать.
Леха уселся за стол, крытый потертым зеленым сукном. На дальний угол отодвинута пишущая машинка, старая, почти антикварная. Две фотографии в рамках: одна черно-белая, на ней молодой Дед в мантии и смешной шапочке с кисточкой. Почетный профессор чего-то, вроде бы Кембриджа. Другая цветная, на ней папа с мамой и годовалый малыш, это Леха. Улыбаешься, младенец? Пройдет еще лет шесть, и капут тебе. Смертельный диагноз. И жизнь перевернется. И только сейчас, парень, ты начинаешь линию своей жизни полегоньку выправлять.
Бежать. Вырваться. Но бежать так, чтобы потом, вырвавшись, заново вписаться в этот мир. Занять достойное место. И успеть как можно больше сделать, пока окончательный диагноз не прихлопнет тебя. Верно, Леха?
Точно.
До чего же здесь спокойно.
Только сейчас он понял, как соскучился по даче и этому кабинету. Раньше на дедов стол распространялось если не табу, то… Ну, считалось неприличным его тревожить. Леха много раз тут сиживал, но, как ни жгло его любопытство, лишь украдкой заглядывал в ящики.
Теперь он решительно выдвинул их и начал изучать содержимое.
* * *
Часом позже Леха понял, что вряд ли найдет тут нечто стоящее, но решил не сдаваться раньше времени. Бумаги относились к периоду раннего «нанопсихоза», когда Дед лихорадочно искал образ микроба, отвечающий сразу двум задачам: сделать хорошую вещь и раскрутить институт. Это были наброски и эскизные расчеты — со множеством рисунков, делающих честь опытному художнику-графику, — ботов, очень похожих на девятую серию. Головастики с антеннами и манипуляторами. Ничего подобного симпатичной, дружелюбной, но откровенно техногенной «пятерке». Нет, здесь у нас сплошной биодизайн, или, как это зовут специалисты, микробиомиметика. Подражание живой природе. Самый логичный ход мысли, если делаешь медицинского бота. Вот эти рисованные головастики и подняли на своих хилых лапках Нанотех. Сдвинули его своими тоненькими хвостиками с мертвой точки, на которой застрял умный и умелый, но безнадежно провинциальный институт. Превратили в фирму с громким именем. Пройдет еще несколько лет, прежде чем Дед спихнет головастиков на молодых ученых и начнет рисовать вертолетики.
Вертолетиков-то и не было в столе. Ни намека даже.
Леха открыл следующую папку и замер.
В папке были опять головастики. Но вот Лехина левая рука… Он лишь сейчас заметил…
Он хотел залечить ожог, но совсем забыл о нем. Даша еще со своими откровениями выбила его из колеи совершенно… Рука, кажется, не чесалась, и не дергало ее, как обычно бывает при быстром заживлении.
Только ожог исчез.
* * *
Найти кусок медной проволоки в кладовке оказалось нетрудно, у Деда, заядлого рукодельника, там хранился целый арсенал, от болтов и шурупов до могучего прибора для загибания водопроводных труб. Обалдевая от собственного идиотизма, Леха зажал проволоку в руке так, чтобы торчали два конца, и подошел к розетке.
Главное в науке — повторяемость результата, верно? Два опыта прошли бесконтрольно, фактически сами собой, потому что экспериментатор у нас раззява и лопух.
Сейчас все забацаем по правилам. Ну разве что дневник эксперимента вести не будем. А то еще попадется кому на глаза, и привет, дядя психиатр. Не надо психиатра, хватит с нас онкологов.
Хотя такое дело, как бы травматолог не понадобился.
— О, сколько нам открытий чудных! — громко продекламировал Леха. — Готовит просвещенья дух!
Подумал и добавил:
— И опыт, сын ошибок трудных…
Задержал дыхание — и сунул концы проволоки в розетку.
* * *
Раздался громкий треск. Даже скорее хруст. Потом сдавленное рычание. В доме погас свет. Оснастить полигон фонариком или просто встать поближе к пробкам экспериментатор не догадался.
Пряча раненую конечность под мышкой, шипя и подвывая, Леха выскочил на крыльцо. Сел и принялся качаться из стороны в сторону.
Как-то сильно шибануло, прямо не ожидал — а чего ты, собственно, ожидал, естествоиспытатель хренов, надо было провод найти потоньше! Руку новую вырастишь? А голову? Думал чем? Или ты этой головой только почтовые ящики сшибать можешь? Интеллектуал!
Дед бы тебя выпорол и был бы сто раз прав.
Уффф…
На угол крыльца падал свет от уличного фонаря. Леха, тяжело дыша, вытащил руку из-за пазухи и, заранее боясь, раскрыл ладонь. Та-ак… Полоса от ожога на ладони была, да еще какая. Только с ней что-то происходило. Медленно, но вполне заметно на глаз полоса будто бы стиралась, причем стиралась изнутри. Кожа регенерировала. Леха не мог даже посмотреть на часы, засечь время, он прилип взглядом к ладони и не в силах был оторваться, пока след ожога не растворился бесследно. Осталась белая новенькая кожа.
Леха нервно заржал. Некоторое время давился от смеха, а потом застыл неподвижно, тупо глядя перед собой, переваривая дикий результат эксперимента.
Он сидел так, пока не зачесалась шея. И сразу плечо и вроде бы даже ухо. Легонько так, щекотно. И тут же откуда-то из-под воротника куртки бесшумно взмыл серебристый вертолетик, размером почти со спичечный коробок. Перелетел через плечо, закрутился над коленями. Медленно, очень медленно Леха протянул руку и повернул ее ладонью вверх. Вертолетик словно этого и ждал.
Он опустился на ладонь, подобрал лапки, сложил и закинул на спину винт.