– Я хочу сказать – он еще жив?
– Жив. Просто редко покидает Часовую Башню. – Грилье взглянул на Мяту. – Хоть вы и начальник каравана, но задаете слишком много вопросов.
– Простите.
– Откройте футляр.
Квестор повиновался. Внутри лежал бумажный рулончик. Осторожно достав, квестор расправил листы на столе. На одном был текст, на другом таблицы с непонятными значками.
– И что мне с этим делать?
– Письмо оставьте себе. Лист с таблицей отдайте Петру.
– Но я не знаю никакого Петра.
– Все впереди. Это паломник, и он уже на борту вашего каравана. Парень не вполне надежен.
– Не вполне надежен?
Грилье пропустил вопрос мимо ушей и хлопнул по боку чемоданчика, который продолжал гудеть и булькать, анализируя кровь квестора.
– Большинство наших штаммов, способных жить в системе кровообращения человека, неопасны. Они вызывают религиозные чувства или видения, но не влияют непосредственно на самовосприятие носителя. У Петра вирус иного рода, мы его называем деус-икс. Это редкая мутация индоктринационного микроорганизма, чье распространение мы стараемся сдержать всеми силами. Носитель такого штамма находится в центре своей собственной вселенной, и, хотя он этого не осознает, вирус меняет его восприятие так, что человек становится Господом Богом для самого себя. Инфицированного притягивает Путь, он стремится примкнуть к одной из ортодоксальных церквей, но при этом вступает в конфликт с ее догматами. Он переходит из одной секты в другую, будучи всегда уверен, что до просветления остался только шаг. Его выбор становится все более эксцентричным, он впадает в крайности, ищет самые странные формы поклонения Халдоре – например, как у наблюдателей.
Квестор никогда не слышал о вирусе деус-икс, но описанный Грилье психотип фанатика был ему знаком. Обычно так себя вели молодые люди обоего пола, очень серьезные и лишенные чувства юмора. Вирус поймал их сознание в ловушку и перекрыл все пути наружу.
– А что делать с девочкой?
– Пока ничего. Сейчас мне нужно, чтобы в руках паломника по имени Петр оказались этот футляр и таблица. Он уже знает о содержании таблицы, хотя прежде никогда не видел столь точных данных. Для него это будут горящие письмена на стене вместо смутных царапин на камне.
Квестор снова взглянул на листки, повнимательней, и у него забрезжила догадка.
– Статистика пропущенных исчезновений? – спросил он. – Я думал, это всего лишь досужая болтовня.
– Болтовня или нет, не важно. Речь идет об одной из крайних форм веры, с которой Петр уже знаком. Он поймет смысл таблицы, и она сподвигнет его к действию. – Грилье вглядывался в лицо собеседника так, будто пытался определить степень его надежности. – Среди наблюдателей есть мой шпион. В разговоре с Петром он упомянет о девушке, рожденной во льдах и направляющейся к Пути. Скажет как бы между делом, что предназначение этой девушки – изменить мир. Насколько важна эта миссия, паломник догадается сам.
– Вы говорите о Рашмике?
Грилье навел на квестора указательный палец, как ствол пистолета, и щелкнул языком:
– Все, что от вас требуется, – это свести их. Если она захочет взглянуть на наблюдателей, не мешайте, а об остальном позаботится Петр. Он не справится с искушением поделиться своим открытием.
Квестор нахмурился:
– А девчонке тоже нужно увидеть таблицы?
– Девчонке нужен предлог для встречи с настоятелем. Именно для этого предназначено письмо, касающееся ее брата, – но письма может быть недостаточно. Она увлекается вертунами, и статистика пропущенных исчезновений подстегнет ее интерес. Ей придется идти по цепочке до конца, и уж тут она поневоле перестанет слышать голос разума, советующий держаться подальше от соборов.
– Кстати, а почему бы не отдать этот футляр ей? Для чего нужны такие сложные фокусы с наблюдателями?
Грилье снова взглянул на Мяту:
– Вы так ничего и не поняли?
– Извините, я просто…
– Этой девочкой очень сложно манипулировать. Она мгновенно распознает ложь, разве что обманщик сам себе безоглядно верит. Управлять ею нужно при помощи посредника – не задающего вопросов, полностью замкнутого на своей вере. – Сделав паузу, Грилье добавил: – А еще я хочу узнать, где лежат пределы ее способностей. До сих пор я изучал девчонку издали и сделал вывод, что к ней можно подойти открыто. Однажды я так и поступлю, но пока намерен управлять ею через посредников. Один из этих посредников вы, и вам также поручается проверить ее способности.
– А письмо?
– Передадите ей. Скажете, что письмо прибыло с тайным посыльным, а сверх того вы ничего не знаете. Постоянно следите за ней и сообщайте о ее действиях.
– А если она начнет задавать вопросы?
Грилье сочувственно улыбнулся:
– Попытайтесь ее обмануть.
Анализатор звякнул, сообщив, что работа закончена. Грилье развернул медицинский чемоданчик так, чтобы квестору были видны результаты. Расположенный на внутренней стороне крышки экран показывал несколько столбчатых и секторных диаграмм.
– Все в порядке? – спросил квестор.
– Вам беспокоиться не о чем, – ответил Грилье.
Квестор смотрел, как рубиновый шаттл в виде раковины стартует с крыши каравана. Камера показывала, как взмывает кораблик, как выхлоп основных двигателей отбрасывает дико мечущиеся тени на окрестности.
– Прости, Мята, – сказал он.
Зверек пытался почиститься, единственная передняя лапка неуклюже скользила по жвалам, как сломанный дворник по лобовому стеклу. Питомец посмотрел на хозяина глазами-ежевичинами, и в этом взгляде было гораздо больше понимания, чем хотелось бы квестору.
– Если я не выполню его приказы, он вернется. Как только появился этот подонок, я почуял беду. Он явно замыслил какую-то гадость в отношении девчонки. Ужасный человек.
Квестор снова расправил лист на столе. Письмо было коротким, почерк схож с детским, но четок. Некто по имени Харбин писал той, кого звали Рашмикой.
Полет к «Ностальгии по бесконечности» продолжался всего десять минут, и бо́льшую часть этого отрезка времени заняла посадка: из ранее прибывших транспортов образовалась очередь. Корабль имел множество портов, четких прямоугольных проемов в боках, похожих на бойницы в крепостной башне. Верхний находился в двух километрах над уровнем моря. Пребывай «Ностальгия» в космосе, она бы обзавелась стыковочными отсеками для малых служебных шаттлов или воздушными шлюзами, открывающими путь в лабиринты внутренних помещений.
Скорпион не испытывал удовольствия от посещений «Ностальгии». Не испытывал удовольствия – слишком слабо сказано; перенесший чудовищную мутацию корабль вызывал у него отвращение, – пожалуй, невозможно страшнее изуродовать механическую конструкцию. Свинья никогда не был суеверным, но всякий раз, оказываясь на борту этого субсветовика, не мог избавиться от мысли, что тот населен привидениями или одержим бесами. И от понимания неправильности этой оценки становилось только страшнее. Едва ли в строгом смысле слова можно назвать призраком капитана Бреннигена, чье остаточное сознание намертво въелось в каждую молекулу «Ностальгии по бесконечности». К тому времени как плавящая чума потеряла силу, Бренниген претерпел кошмарную метаморфозу, и его нынешний облик служил шокирующим напоминанием о тех зверских преступлениях, на которые он был способен в прошлом.