Как и Таттл, он был пилотом. Как и Таттл, он обычно путешествовал один.
Более того, Коновер добился некоторых успехов. Главным его достижением стало открытие неизвестной прежде космической станции двадцать седьмого века на краю Дамы-под-Вуалью. Это случилось в 1402 году. Он работал в этом направлении еще семнадцать лет и внес существенный вклад в историческую науку, но больше не обнаружил ничего столь же впечатляющего и в 1419 году вышел на пенсию. Три года спустя он объявил, что уходит, – и действительно ушел. Возможно, кто-то знал, где его искать, но в открытых базах такие сведения отсутствовали.
Мы продолжали собирать информацию о Таттле и попросили Джейкоба выяснить, к кому могли попасть его бумаги. Искину потребовалось всего несколько секунд на ответ:
– У меня нет таких сведений, Алекс.
– Что ж, – заметил Алекс, – я бы удивился, если бы мы что-нибудь нашли.
– Видимо, его не считали достаточно крупной фигурой, и никто им не заинтересовался, – добавил Джейкоб.
Никто не написал биографию Таттла, никто не удостоил его серьезной награды. Из интервью вырисовывался образ ограниченного чудака, «специалиста» наподобие охотников за привидениями, поклонников Нострадамуса и тех, кто мог различить облик Бога в Андреановом облаке. В прессе о нем почти не упоминалось. Имелись сообщения о его смерти и свадьбе, а также заметка о том, как он спас тонущего ребенка из реки Мелони во время летнего фестиваля. В общем, о Таттле не было известно почти ничего, если не считать его острого интереса к поискам инопланетной жизни.
Некоторые из коллег Таттла были еще живы. Мы встретились с кем смогли – с Уилсоном Брайсом из «Юнион рисерч», Джеем Пакстоном из Университета Йорка, Сарой Инагрой из Института Квеллинга и Лизой Кассаветес, которая давно ушла в политику и стала депутатом Законодательного собрания.
Некоторые из них бывали в риндервудском доме, но, само собой, это было очень давно. Никто не помнил о шкафе, а тем более о его содержимом.
– Собственно говоря, – сказала Кассаветес, которая, несмотря на свои сто шестьдесят лет, с улыбкой намекнула, что ее интерес к Таттлу ограничивался спальней, – я даже не помню, чтобы хоть раз входила в его кабинет.
Никто не был в состоянии объяснить, откуда могла взяться плита.
– Да, – сказал Брайс, высокий и неуклюжий, со слишком длинными руками и ногами; он выговаривал каждую фразу так, будто нам следовало ее конспектировать, – эти символы отдаленно напоминают позднекорбанские. Но взгляните на подлинную позднекорбанскую письменность…
В день, когда мы разговаривали с Брайсом, позвонила Одри. Когда она появилась посреди зала, мы сразу же поняли, что хороших новостей ждать не приходится.
– Ребята, – сказала она, – похоже, вы были правы: вашим источникам не стоит доверять. В окрестностях Трафальгарского моста нет никаких следов плиты.
– Может, ты ее просто не заметила?
– Вполне возможно. Как раз перед началом поисков случился сильный шторм, который мог взбаламутить ил. К тому же на дне полно камней. И все-таки…
– Ты считаешь, что ее там нет.
– Именно. Хотите, чтобы я вернулась и поискала еще? Могу, но только за дополнительную плату.
– Нет. Оставь это.
– Что ж, извините. Если передумаете, свяжитесь со мной.
Когда она исчезла, Алекс пробормотал что-то об идиотах, сбрасывающих в реку ценные вещи, и попросил Джейкоба показать ему родословные Ары и Дуга Баннистер.
– А они тут при чем? – осведомилась я.
– Помнишь, кому изначально была нужна плита?
– Тете Дуга.
– Возможно. Ара сказала – «нашей тете». Посмотрим, кто это может быть.
Нашлись две тети со стороны Дуга и три со стороны Ары. Джейкоб проверил каждую из них. Одна была замужем за археологом, но тот специализировался на первопоселенцах Окраины, – связи с нашей историей, похоже, не было. На трех других тоже не нашлось ничего существенного. А вот пятая представляла куда больше интереса.
Ее звали Рэчел Баннистер. До ухода на пенсию она работала межзвездным пилотом и в свое время была знакома с Сансетом Таттлом.
– Насколько близко? – спросил Алекс.
– Пока ищу.
Алекс удовлетворенно кивнул.
– Я начинаю думать, что они нам солгали.
– Не сбросили плиту в реку?
– Именно. Что еще, Джейкоб?
– Упоминаются ее хобби: садоводство и римрод. – Римрод был популярной на рубеже веков карточной игрой. – Увлекается музыкой, сотрудничает с фондом Трента.
– В качестве волонтера?
– Да. Судя по имеющимся сведениям, несколько часов в неделю Рэчел обучает девочек, у которых есть проблемы в школе. Вообще-то, она работала в нескольких андикварских благотворительных организациях.
– И давно она этим занимается?
– Лет тридцать.
– Похоже, добрейшей души женщина, – заметила я.
– Четыре года работала в туристической компании «Край света», а весной тысяча четыреста третьего года уволилась. Именно тут и обнаруживается связь с Таттлом.
– Только не говори, что она была его подружкой, – сказал Алекс.
– Ты угадал.
– Так вот, наверное, зачем ей плита, – сказала я.
– Сентиментальные чувства?
– Да.
Он с сомнением посмотрел на меня:
– Чейз, он скончался больше четверти века назад.
– Не важно, Алекс. Люди влюбляются, некоторые – навсегда.
– Через двадцать пять лет после того, как он ушел в мир иной?
Я не смогла удержаться от смеха.
– Ты безнадежный романтик. Знаешь?
– Все равно не верю, – ответил он.
Для меня все было более или менее ясно.
– Но это никак не объясняет, почему она решила избавиться от плиты, – добавила я.
– Нет, – покачал головой Алекс. – Она от нее не избавилась. Плита и сейчас у нее. – Он посмотрел на часы. – Джейкоб?
– Да, Алекс?
– Можешь соединить меня с Дугом Баннистером?
Через несколько минут послышался писклявый голос Баннистера:
– Алло?
Изображения не было.
– Дуг, это Алекс Бенедикт.
– Кто?
– Алекс Бенедикт. Мы с вами несколько дней назад говорили о плите. После игры.
– О плите?
– Каменной плите, которую вы забрали в Риндервуде.
– Ах да. Извините. Вы ее нашли?
– Нет. Мы обшарили дно Мелони в окрестностях Трафальгарского моста, но плиты там не оказалось.