– Мы и так можем поговорить.
– Послушайте, мне очень жаль, что так вышло. Мы не хотели никому причинить вреда.
– Знаю, – бесстрастно произнесла она. – Вы ни в чем не виноваты. И вообще никто не виноват. Только я сама. Вы просто выполняли свою работу.
– Именно. И если бы мы поняли…
– Помолчите. Мне ни к чему пустые обещания. Вероятно, все равно слишком поздно.
– Почему? Что…
– Я же просила вас помолчать. – Она глубоко вздохнула. – Вы ни в чем не виноваты, – повторила она. – Это случилось бы, несмотря ни на что. Я просто хочу, чтобы вы все знали и не винили себя.
– Не делайте этого, Рэчел.
– Если вы хотите мне помочь…
– Да. Чем угодно. Как только мы уйдем отсюда.
– Я хотела бы, чтобы вы бросили это дело.
– Хорошо.
– Забудьте о плите. Сможете?
– Да.
– Но ваш идиот-босс, видимо, не сможет?
– Думаю, у него получится.
– Вы сами в это не верите. Но все равно попробуйте. Пожалуйста.
– Попробую.
– Спасибо. – Рэчел посмотрела на Дуга и Ару, стоявших неподалеку, и сказала: – До свидания.
Поняв, что она собирается сделать, я бросилась к ней и схватила за руку в то самое мгновение, когда она отпустила перила. Мы отчаянно боролись, крича во все горло, а потом она вывернулась.
К нам кинулись Ара, Дуг, полицейские и не знаю кто еще. Взгляд Рэчел скользнул по мне, словно умоляя о помощи. Затем она исчезла.
Мы стояли, глядя вниз. Всплеска от удара о воду я так и не услышала.
Чувство вины никогда не бывает мотивированным. Скорее это часть некой программы – иногда законная, иногда нет. И вероятно, самую острую боль оно вызывает у невиновных.
Тимоти Чжинь-По. Ночные мысли
Узнав о случившемся, Алекс был вне себя от ярости.
Когда он злится, он не начинает метать громы и молнии, как большинство мужчин. Он становится очень спокойным и сидит, уставившись на кресло, часы или какой-нибудь экспонат в витрине – так, словно хочет прожечь дыру. Выслушивая мой рассказ, он неотрывно смотрел на настольную лампу, а когда я закончила, несколько минут сидел без движения.
– Разве полицейские не поставили ограждение? – наконец спросил он.
– Поставили.
– Как ты прошла за него? – Голос Алекса был начисто лишен эмоций, но я все понимала и так.
– Меня пропустили.
– Полицейские?
– Да.
– Почему?
– Пропустили, и все.
Мы сидели в его кабинете в задней части дома. Алекс все смотрел и смотрел на лампу.
– Ты звонила Фенну?
– Нет.
– Чейз? – Взгляд его наконец обратился ко мне.
– Ему звонили полицейские.
– И он тебя пропустил?
– Да.
Алекс прижал пальцы ко лбу, всем своим видом выражая страдание.
– Джейкоб, можешь связаться с инспектором Рэдфилдом?
– Подожди, – сказала я.
– Что? – ледяным голосом спросил он.
– Не нужно. Если у него будут проблемы, ты поставишь меня в неловкое положение.
– Чейз, погибла женщина.
– И виновата, конечно, я?
– Я этого не говорил.
– А что ты хотел сказать?
Видимо, я была на грани истерики, поскольку знала, что это правда. Скорее всего, Рэчел прыгнула бы в любом случае, но, если бы я послушалась Фенна и держалась в стороне, все могло бы кончиться по-другому.
– Алекс, – с тревогой спросил Джейкоб, – хотите, чтобы я вас соединил?
Алекс проигнорировал вопрос.
– Я хотел сказать, что смерть Рэчел, очевидно, связана с расследованием «Рэйнбоу». Ответственность лежит на мне, а не на тебе. Рэдфилду следовало понимать, как Рэчел отнесется к любому человеку из нашей конторы: это неминуемо напомнит ей, почему она оказалась на мосту. И все же он разрешил тебе пройти к ней. Черт бы его побрал.
– Что ж, поступай как хочешь. Теперь разбираться с этим будешь ты. – Я посмотрела на Алекса, и лицо его стало расплываться перед глазами. – С меня хватит. Я иду домой.
– Неплохая мысль, Чейз. – Голос его смягчился. – Отдохни немного.
– Угу. Возьму такси. – Я встала. – Что-нибудь еще?
– Нет. Увидимся завтра. Если решишь, что тебе нужно больше времени…
– Что нам теперь делать с плитой?
Алекс поднялся, и мы прошли по коридору, выстланному ковром, к моему кабинету.
– Есть пара идей.
– Ты хочешь сказать, что мы продолжим?
– Да. – Моя реакция его нисколько не удивила. – Чейз, сейчас это важнее, чем когда-либо.
– Почему?
– Что бы она ни скрывала, что бы с ней ни случилось, это было крайне серьезно: Рэчел просто не могла с этим жить. Она точно знала, что даже в случае нашего выхода из игры по следу пойдет кто-нибудь другой. Плита слишком много для нее значила.
– Алекс, я пообещала ей, что больше не стану в этом участвовать.
– Знаю. – (Мы остановились у двери, затем вошли в кабинет. Я взяла из шкафа куртку.) – Может, поэтому она так и поступила.
– В каком смысле?
– Хотела вырвать обещание.
– Ты хочешь сказать…
– Сохранение тайны, что бы это ни было, оказалось для нее важнее собственной жизни.
Я отправилась домой. Днем, когда я вернулась на работу, меня ждали тысячи звонков: большинство – от журналистов, некоторые – от желавших высказать все, что они обо мне думают. Звонил и Робин, беспокоясь, все ли со мной в порядке. Придя к себе, я обнаружила новые непринятые звонки, в том числе от моих родителей и сестры: они спрашивали, что случилось и почему на меня возлагают вину за самоубийство той несчастной.
Больнее всего было слушать сообщение от Фенна. «Ты ни в чем не виновата, Чейз, – говорил он. – Это я тебе разрешил, хотя делать этого не стоило. Вся ответственность лежит на мне».
Переодевшись, я пошла прогуляться по лесу. В кроне одного из деревьев послышался стрекот корина. Птица взмыла в небо, расправив под солнцем белые крылья, и скрылась из виду. Помню, я подумала: «Вот счастливица».
У дома меня ждали журналисты с вопросами. Почему Рэчел покончила с собой? Что именно искали мы с Алексом? О чем я разговаривала с Рэчел? Я отвечала, что пыталась отговорить ее от прыжка, а что касается Сансета Таттла и инопланетян, то это чистой воды домыслы.