Мамаша снова заколотила по люку, на этот раз большим камнем.
– Гейб, – спросила я, – что он делает, кроме того, что скулит?
– Бьет по шлюзу и пытается сорвать с креплений твое кресло. Еще он нашел печенье, а теперь обшаривает шкафчики.
– Сообщи, когда будет готова запись, – сказал Алекс.
– Слушаюсь, – ответил Гейб. – И еще: если детеныш что-нибудь сломает, мы можем остаться тут навсегда.
– Что ты советуешь? – спросила я.
– К сожалению, самое логичное – прикончить его.
– Каким образом? – спросил Алекс.
– Разгерметизировать кабину, – сказала я.
– То есть удушить его?
– Да. Конечно, мамаша расстроится еще сильнее.
– Не сомневаюсь. Чейз, каков запас воздуха в челноке? На тот случай, если произойдет худшее?
– Не знаю, что считать худшим, но дня на два хватит.
Алекс посмотрел на изображение детеныша. Пушистый, с большими круглыми глазами, он сильно напоминал земную панду.
Алекс глубоко вздохнул. Детеныш вернулся в кабину и теперь сидел в правом кресле, глядя с экрана прямо на нас.
– Такое ощущение, будто он о нас знает.
– Алекс, у нас не так много времени.
– Алекс, разгерметизировать кабину? – спросил Гейб.
– Мы не станем убивать его без крайней необходимости.
– Гейб, можешь изобразить его мать? – сказала я.
– Думаю, да.
– Попробуй подать ее голос из задней части челнока. Замани детеныша обратно к шкафчикам.
– Хорошо. Но имей в виду…
– Знаю. Он в любой момент может разбушеваться.
Алекс начал снимать шлем.
– Что ты делаешь? – спросила я.
– Сейчас. – Он снял шлем и стал выбираться из скафандра.
– Алекс…
Он поднял руки: «потерпи», потом осторожно и медленно вдохнул, улыбнулся и жестом объяснил, что все в порядке.
– Алекс, мне совсем не хочется тащить тебя в челнок.
Коммуникатор Алекса висел на серебряной цепочке, которую он обычно носил на шее.
– Твой мне тоже понадобится, Чейз, – сказал он, снимая цепочку.
– Мой? Ты о чем?
– Твой коммуникатор. – Он положил цепочку на землю и снова принялся надевать скафандр.
Мой коммуникатор был встроен в браслет. Вздохнув, я сняла шлем. Воздух был разреженным, словно на вершине горы, и в нем был разлит странный запах. Но я все же сняла скафандр, расстегнула браслет и отдала его Алексу, а затем, не теряя времени, вновь облачилась в скафандр. Алекс повозился с браслетом и настроил его для управления своим коммуникатором.
– Ладно, – сказал он. – Похоже, работает.
– Рада слышать.
Обезьяна стояла у челнока, беспомощно уставившись на люк. Над моей головой с криком пролетело какое-то крылатое создание и скрылось в кронах деревьев.
– Держи, – сказал Алекс, возвращая мне браслет. – Он нам понадобится.
– Что будем делать?
– Подожди…
– Алекс, – сказал Гейб, – у меня есть трехминутная запись голоса детеныша.
– Начинай передачу.
– Слушаюсь.
Алекс уменьшил громкость на серебряной цепочке, так чтобы скулеж, всхлипывания и писк не были слышны снаружи.
– Хорошо, – кивнул он. – Отлично. Воспроизводи по кругу, пока я не скажу.
– Сделано.
– Чейз, не попадайся ей на глаза.
Он унес коммуникатор в заднюю часть комнаты и скрылся в коридоре.
– Похоже, ему стало скучно, – сказал Гейб. – Эй, малыш! Не трогай!
Мне не хотелось спрашивать, что происходит. Оборудование челнока в большинстве своем было достаточно прочным – если, конечно, не колотить по нему палкой. Пострадать могла разве что ручка управления, но даже со сломанной ручкой я, скорее всего, поднялась бы на орбиту.
– Прекрати! – Гейб перешел на крик.
– Что случилось, Гейб?
– Он схватил меня и тащит.
– Дай Белль доступ к управлению. На всякий случай.
– Будет сделано. Она как раз входит в зону связи.
– Хорошо.
– Похоже, этому сорванцу нравятся черные ящики.
Внезапно у меня за спиной кто-то заскулил и захныкал, совсем как детеныш, – в той стороне, куда ушел Алекс. Звук был едва слышным и, естественно, шел из коммуникатора. Алекса я не видела, но поняла, что он прибавил громкость. Затем все прекратилось.
Я посмотрела на обезьяну. Она никак не реагировала, словно ничего не слышала.
Вернулся Алекс с цепочкой в руках. Коммуникатора на ней не было.
– Кажется, все готово, Чейз.
– Куда ты дел коммуникатор? – спросила я.
– Он там, в одной из задних комнат. – Мы стояли у дыры в стене, откуда хорошо было видно мамашу. – Готова?
Я сняла с пояса скремблер и перевела его в смертельный режим.
– Да, – ответила я.
Попросив у меня браслет, Алекс настроил его на прием сигнала с челнока.
– Симпатичная штучка.
– Давай, Алекс. Побыстрее.
Он показал на сугроб снега в дальнем конце комнаты:
– Спрячемся за ним.
– Хорошо.
– Если она бросится на нас, стреляем. Не колеблясь и не раздумывая.
– Давай начнем, – сказала я.
– Гейб, где наш детеныш?
– В кресле Чейз. Похоже, немного успокоился.
– Хорошо. Если опять начнет волноваться, поставь симфонию Макинтайра, с максимальной громкостью. Мне совсем не хочется, чтобы мамаша его услышала. – Он включил коммуникатор на браслете. – Готова?
– Давай.
Алекс прибавил громкость на моем браслете. Здание заполнилось скулежом, всхлипываниями и воплями детеныша.
Обезьяна повернулась. Поколебавшись, она взглянула на пустой иллюминатор, обнажила длинные клыки и взвыла, а затем бросилась к нам. Едва мы с Алексом успели спрятаться за сугробом, как она, рыча, ворвалась в дом сквозь дыру в стене. Алекс прибавил громкость на втором коммуникаторе, лежавшем в задней части дома, и выключил мой. Не знаю точно, что делала мамаша, поскольку оба мы прятались за снежной грудой, но я слышала доносившиеся из коридора крики и скулеж детеныша. Обезьяна в замешательстве потопталась вокруг, затем взревела и бросилась назад. Высунув голову, я успела заметить, как она исчезает за дверью. Мы кинулись к выходу.
Внешний люк, разумеется, был по-прежнему закрыт. Вскочив на лестницу, Алекс нажал кнопку, открывавшую шлюз. Никакого результата. Времени на раздумья не оставалось. Я бросила Алексу резак, и он начал прожигать себе путь.