* * *
Посвящается моей жене Кэрол в благодарность за тридцать пять замечательных лет
Эта эпоха шатко скользит по краю темной пропасти, в ужасе вглядывается в пустые глаза хаоса, словно дрожащая, загнанная в угол крыса – в глаза голодной кобры. Боги беспрестанно ворочаются во сне, то и дело просыпаясь, чтобы учинить очередное коварство. Их низкое отродье – бессчетные духи скал, ручьев и деревьев, пространства, времени и чувств – пробуют на прочность древние заржавевшие оковы. Судьба замерла возле приоткрытой задней двери. Это эпоха страха, раздора, могучей ворожбы, великих перемен и еще более великого отчаяния, поразившего смертных. Меж тем землю медленно сковывает ледяной панцирь.
Великие правители неизбежно вступают в борьбу друг с другом. Великие идеи разносятся по обитаемому миру, который становится все меньше и меньше, и неминуемо сеют страх и ненависть среди последователей различных учений.
И, как всегда, расплачиваться и страдать приходится людям, живущим каждодневным трудом.
Хаос пишет эту историю, не заботясь о сюжете и точной хронологии. События в Андорегии, на закате эры стурлангеров, когда ледяные стены еще были далекой диковиной, предшествуют здесь тому, что происходило в Фиральдии, Кальзире, Дринджере, Святых Землях и Коннеке два века спустя.
Случай возле Кладезей Ихрейна на первый взгляд будто бы и не связан с основным повествованием. В тех краях всегда неспокойно. И у каждого города-государства, где только могут сколотить собственную армию, своя правда.
Правое дело всегда зиждется на вере, личные побуждения – на алчности, властолюбии, тяге к наживе или желании отомстить старому врагу за прошлогодний священный поход. Но грызущиеся меж собою правители и первосвященники зачастую искренне верят в своего бога.
Все так же враждуют Граальский император и патриарх. Все так же патриарх читает проповеди о войне за святую веру. С новой силой разгорается братоубийственная схватка между Сантерином и Арнгендом, чьи знатные семейства связаны вассальной присягой с властителями обоих государств. И в воцарившейся неразберихе на поле брани отцу порой приходится скрещивать меч с собственным сыном.
Коварны интриги богов, но и у них все идет не так уж гладко. История эта совсем не похожа на хорошо смазанный механизм – о нет, скорее, на безумную тарантеллу на вселенской городской площади, где пьяные танцоры постоянно забывают шаги и бродят в беспамятстве, шатаясь и налетая на углы.
А люди, живущие каждодневным трудом, подобно муравьям, собирающим соломинки на мостовой, то и дело попадают под ноги непредсказуемым одурманенным плясунам.
Скугафьорд, Андорегия
Приглушенно, словно кучка старых сплетниц, ворчали барабаны. Нужны они были лишь для того, чтобы дети не путались под ногами у взрослых и те смогли посмотреть, как старейшины проводят похоронный обряд. Опустилась ночь. Вспыхнули огни факелов. Старый Трюгг швырнул свой факел в кучу хвороста – крайнюю слева в длинном ряду. Пламя взвилось в ночное небо. Дозорные на вершинах по обе стороны Скугафьорда затрубили в рог, и им ответили с башен на берегу.
Сегодня отправлялся в последний морской поход великий человек.
Стоявший у самой кромки воды скальд Брига запел морю свою песню, напоминая о скором отливе.
И море послушно отступило – каждая новая волна откатывалась чуть дальше от босых ног скальда.
Жрец Пулла махнул рукой молодым воинам, застывшим по колено в ледяной воде.
Барабаны застучали чуть тише. Бывшие гребцы с ладьи Эрифа Эрильсона, последние великие стурлангеры, столкнули судно в темную воду.
Развернулось на ветру безыскусное полосатое красно-белое знамя. Люди затаили дыхание. Добрый знак: попутный ветер подхватит корабль и повлечет его прочь из фьорда.
Ночь снова огласили горестные звуки рога. Им вторили барабаны. Воины Эрифа выпустили по кораблю тучу горящих стрел, но неожиданно вокруг судна словно воздвиглась стена тумана.
Рядом с оскалившимся на носу ладьи деревянным медведем вынырнула келпи. Ее длинные зеленые волосы блестели в свете факелов.
В цель попали только две или три стрелы, будто луки натягивали не опытные воины, а жалкие неумехи. И корабль не загорелся, хотя весь был пропитан маслом, а тело Эрифа покоилось на куче дров.
Не к добру все это.
Уже около десятка морских созданий плавало возле ладьи. Может, пламени не дает вспыхнуть их волшба? Без волшбы точно не обошлось, ведь никого из келпи не задело стрелой.
– Стойте! – закричал Пулла. – Вы что – хотите пробудить проклятие морских владык?
Воины опустили луки.
Корабль медленно уплывал в туман. По Эрифу Эрильсону скорбели многие. Этому искусному военачальнику и дипломату удалось объединить под своими знаменами разобщенные семейные кланы и племена андорежских фьордов, впервые со времен битвы в Нехском проливе.
– Пойте все! – закричал Брига. – «Прига Кеда»! И пусть поет сама душа!
Голос у скальда был испуганный. Скорбящие затянули «Прига Кеда» – ту единственную песню, которая умоляла Орудия Ночи отвернуться от Скугафьорда, даже если им не терпелось поиграть жизнями смертных.
Старейшие боги, боги лесов и небес, боги севера не отвечали на молитвы людей. Они просто существовали. Они царили, и их не трогали человеческие страдания. В отличие от южных богов, они почти ничего не требовали, хотя прекрасно знали, что происходит в мире. Старейшие примечали тех, кто жил в достатке, да и всех остальных тоже, и иногда посылали удачу или неудачу.
Но времена менялись. Менялись даже для Старейших.
Первым среди них был Всеотец, Внимающий – тот, кого еще величали Странником или Серым Странником. И вот Странник узнал об убийстве Эрифа Эрильсона.
Неожиданно качавшиеся на волнах келпи вскрикнули и скрылись в глубине.
Жители Снэфельса и Скугафьорда снова затихли. Теперь уже от испуга и зловещего предчувствия. Приближалось нечто могущественное, нечто ужасное.
Раздался пронзительный визг, и небо распороли два черных росчерка. Две тени, похожие на развевающиеся на ветру полотнища, устремились вниз к ладье и закружились вокруг нее.
– Похитительницы Павших! Похитительницы Павших! – разнесся по толпе испуганный шепот.
Все знали о безумных полубогинях, но видел их лишь старый Трюгг. Они являлись после битвы тысячи кораблей в Нехском проливе возле Могнхагна. Трюггу тогда было всего четырнадцать.
– Но их только двое, – прошептал кто-то. – Где же третья?
– Может, правду рассказывают об Арленсуль?