Нынешних жителей Брота никто и не вспомнит через сотню лет, вспоминать будут о человеке, который заставил их трудиться ради процветания империи и выжимал из них налоги, чтобы воздвигнуть памятники и отправить в поход войска. Зато бротской черни всегда жилось не в пример лучше, чем беднякам в других городах. Такова уж истина, простая и жестокая, пусть и претящая брату Свечке.
– Брат, что вас тревожит?
– Я размышлял о судьбе бедняков, – отозвался монах, оглядываясь по сторонам и проверяя, не отстал ли он от остальных.
Они как раз добрались до того места, откуда открывался великолепный вид на Терагай, перекинутые через него мосты, острова с воздвигнутыми на них крепостями, величественные дворцы и памятники Мемориума, залитые янтарным предзакатным светом.
– Потрясающе! – сказал брат Свечка.
– Я уже бывал здесь, – отозвался Микаэль Кархарт. – Дважды. И все равно не могу не восхищаться.
Местные жители удивленно глазели на коннектенцев: они не привыкли к тому, что представители разных религий собираются вместе.
– Самое подходящее время дня, чтобы любоваться видом, – заметил Кархарт. – И погода отличная. Свет падает…
Слова его заглушил далекий грохот. В охристое вечернее небо поднялся столб пыли.
– Где-то дом рухнул, – сказал кто-то.
– Наверное, там, – ехидно отозвался другой голос, – куда нам велели не ходить, потому что бои еще идут.
Битва с пиратами приближалась к концу.
Брат Свечка видел пленников. Голодные и перепуганные, они радовались, что все наконец закончилось, и еще не понимали, что им грозит. Интересно, как поступит с ними Братство Войны?
Братьям не терпелось узнать, кто же именно подбил кальзирцев напасть на Брот. Ведь налеты на восточное побережье по-прежнему продолжались.
Коннекские священнослужители уселись поудобнее, чтобы полюбоваться закатом в изумительной декорации дворцов и памятников. Прищурившись, брат Свечка разглядел на другом берегу солдат, охранявших остатки трофейных кораблей.
– Что там, интересно, происходит? – вздохнул Микаэль Кархарт.
Пока свита бродила по городу и осматривала достопримечательности, герцог Тормонд и королева Изабет беседовали с патриархом. Ничего хорошего от этой встречи никто не ждал. Тормонд был слишком нерешителен, а характера Изабет никто толком и не знал. Она ведь уехала в Наваю к будущему мужу, когда ей исполнилось всего четырнадцать.
– Позволю себе поиграть в ясновидца, – сказал Свечка. – Королева Навайская поведет себя еще более наивно, чем герцог. А тот, не разобравшись толком в происходящем, передаст все свои законные права Безупречному. Ведь так проще – не придется проявлять стойкость и отстаивать правое дело.
– Глядите, – показал рукой кто-то, – еще солдаты.
По мосту, по направлению к Кройсу, шагал отряд из тридцати наемников. Безупречный стягивал силы. Рановато он начал готовиться к походу на Кальзир. С его стороны опрометчиво было полагаться на Йоханнеса Черные Сапоги, ведь тот вполне мог воспользоваться уязвимостью патриарших земель.
Возле Кройса показались Тормонд, Изабет и придворные, они направились к южному берегу Терагая. Значит, аудиенция закончилась.
Герцог с сестрой и их приближенные остановились в особняке клана Колоньи – палаццо Бракко. Раньше в нем жил принципат Флороцено Колоньи. Однако, опасаясь кальзирских пиратов, он перебрался во дворец Чиаро – там тогда укрылись многие принципаты.
Флороцено Колоньи обожал оказываться в центре внимания, именно поэтому и приютил коннекское посольство. Хотя на самом деле принципат ничего из себя не представлял и ему суждено было остаться в истории исключительно как священнику, у которого в доме останавливался во время своего неудачного визита в Брот герцог Тормонд.
Спутники герцога один за другим собрались в главном дворе палаццо Бракко, где их дожидался герцог. К чести Тормонда, в тот вечер он накормил всех присутствующих. За счет Безупречного.
– Ешьте и пейте вволю! Мы с Безупречным теперь друзья.
Брат Свечка тоже попировал во дворе палаццо, где не было слуг и каждый сам брал со стоявших вдоль стен столов, что ему приглянется. Зловещее застолье продолжалось несколько часов подряд. В какой-то момент монаха поймал в уголке Лекро. Епископ успел основательно накачаться фиральдийским вином и впасть в отчаяние: он был уверен, что герцог отрекся от Непорочного.
– Но мы еще ничего не знаем, – возразил ему брат Свечка. – Тормонд верен своим убеждениям. А одно из них таково: герцог Кауренский не может забыть, что Достойного Шестого законно избрали патриархом епископальной церкви.
– Разумеется, он ничего не забыл. Но он не станет ради правого дела жертвовать своей выгодой.
Тормонд махнул рукой, и слуга громко призвал всех к тишине.
– Сегодня, – медленно выговаривая каждое слово, объявил герцог, который и сам уже успел порядком поднабраться, – сбылось то, ради чего мы явились сюда. Коннек заключил мир с церковью.
Никто не кричал от радости, но многие про себя усомнились в его словах.
– Четыре часа мы с Изабет беседовали с патриархом. – Тормонд на мгновение запнулся. – То есть с претендентом на мантию патриархов великой церкви, основанной святыми Эйсом, Домино и Арктю. Мы обсудили обязанности Коннека перед церковью и обязанности церкви перед народом Коннека. Друзья мои, у меня для вас хорошие вести.
Герцог снова замолк – излишек вина мешал ему говорить связно.
Впрочем, о «вестях» стало известно и без него. Ведь на встрече Безупречного с герцогом присутствовали свидетели – многочисленные безликие чиновники, записывавшие каждое слово.
И от вестей этих весьма дурно пахло.
Шестьдесят мужчин и одна женщина слушали, как заплетающимся языком чуть протрезвевший Тормонд рассказывает о своем соглашении с Безупречным. Временами его речь почти невозможно было разобрать.
Коннек обязан признать бротского патриарха. Тех священников, кто откажется это сделать, предадут в руки нового епископа Антье. Этого самого епископа через пять лет изберут в коллегию, а его преемника, следующего коннекского принципата, будет выбирать правящий герцог.
– Вы решили предать свою веру? – обрушился на Тормонда разгневанный епископ Лекро. – В обмен на мир, который посулил вам этот никчемный шакал? Вы ничего не добились, мой господин! Ровным счетом ничего! Если бы вы воспротивились, он не смог бы ничего сделать. Он бессилен и воткнет нам нож в спину при первой удобной возможности. Никаких коннекских принципатов в коллегию не допустят.
Тормонд дал ему выговориться и подождал, пока гнев епископа чуть поутихнет.
– Во-вторых, мы должны искоренить еретиков и неверных.
Это было самое предсказуемое требование патриарха, и именно оно вызывало больше всего ярости. Даже верные Броту священники возмущались таким наглым и беспардонным вмешательством в дела Коннека.