– Ты это прямо сейчас хочешь?
– Что?! Ах да… я выслежу их, я…
– Могу тебе в этом помочь, – произнес отрок, словно бы между прочим.
– Что?!
– Что слышал! Ты не боишься драконов?
– Я ничего не боюсь! – расправив грудь, гордо отвечал воин. – Особенно теперь.
– Чувствую твое горе… – Нойко задумчиво покивал.
Вообще-то ему было велено отпустить ящера, но… Но ведь можно и погнать обратно, с новым седоком. В этом едва не утонувшем парне просто клокотала ненависть, и Дрянная Рука это очень хорошо чувствовал, ощущал. А еще ощущал храбрость и честь, все то, чего у самого было маловато. Однако он же колдун… ну, почти колдун, а этот парень – воин. Воин и должен быть храбрым, а вот для колдуна это совсем не обязательно – колдун должен быть умным. А еще – коварным и хитрым, и если нужно – бесчестным, да.
– Этот славный дракон привезет тебя к тем, кто желает того же, что и ты. – кивнув на лежащего ящера, негромко пояснил Нойко.
Незнакомец и ухом не повел, нисколечко не испугался, лишь задумчиво посмотрел вдаль:
– Не знаю даже…
– Один ты все равно не сможешь овладеть большим челноком. Даже не можешь догнать его.
– Что ж… ты прав.
– Тогда поезжай же! Садись в седло.
– А ты?
– А у меня еще дела… Да! Вот тебе амулет… И вот, запомни слова…
Прочитав заклинание, Дрянная Рука все же подтолкнул парня мыслью, так, слегка, ведь все воины немного тупы и упрямы, не то что могучие колдуны. О, Нойко очень нравилось сейчас все, что он делал – убрал цепи, прочел мысли, волю свою навязал! И все так незаметно, изящно – будет кому оценить.
– Дракон сам привезет тебя, не вздумай с него слезать.
Едва воин взобрался в седло, юный ученик колдуна поднял ящера на ноги.
– Благодарю тебя, – тихо промолвил незнакомец. – Мое имя…
– Я знаю, – подросток не удержался от хвастовства. – Мюсена звать тебя. А девушку твою – Хлейко. Она, кстати, жива, я чувствую.
– О, могучий колдун! – скривившись, словно от нетерпимой боли, неожиданно взмолился воин. – Заклинаю всеми богами, помоги мне! Мы с тобой сейчас…
– Имей терпение, мой друг, – Дрянная Рука важно почмокал губами. – Ты добьешься всего, чего так желаешь. Только не сразу, не здесь и не сейчас.
– Но…
– Ну, хватит пререкаться! – махнул рукой отрок. – Говорю же тебе – поезжай!
Ученик колуна хлестнул мыслью зубастого ящера, и тот, махнув полосатым хвостом, исчез в зарослях.
– Да помогут боги в пути, – Нойко ухмыльнулся и хмыкнул. – Интересно, сожрет его дракон или нет?
Если не сожрет и доставит в целости, значит, я и в само деле чего-то стою.
Ну да, так оно и было – не зря же парнишка учился, да еще и не у самого последнего из колдунов великого народа. Однако с белыми все обстояло немного иначе – у них было свое, очень сильное колдовство, всегда противостоящее любому вмешательству сир-тя. Бледнокожие верили в странного распятого бога, умиравшего и возрождавшегося вновь, подобно могучему Хозяину Священной березы. Верили и в других богов, поменьше, они называли их «святые», имелись у бледнокожих и очень сильные обереги в виде перекрещенных палочек, эти обереги каждый носил на шее. Всегда. Сильный колдун, конечно, мог услышать мысли белых варваров, но вот заставить что-то сделать – тут надо было очень сильно стараться, призывая на помощь целые сонмища духов и богов. И еще не следовало забывать, что с расстоянием колдовская сила слабела, и так же сложно было колдовать в присутствии висевших на стенах в жилищах варваров амулетов – «распятиях» и «иконах». Много было всего – славный господин и учитель Енко Малныче объяснил, как смог, несколько раз подчеркнув, что нынче многое зависело от того, сможет ли выполнить свою миссию Нойко.
– Выполню! – стиснул зубы подросток. – И всего добьюсь. Кстати, пора бы и поторопиться уже.
Юный Джереми Смит, до глубины души потрясенный случившимся сегодня действом, к общему веселью ныне не присоединился, не чувствовал в себе особой радости, тем более капитан грубо отругал его за убитого дикаря и пригрозил вычесть из доли три кроны. Три кроны… Хорошо, не соверен! Да чтоб он этими деньгами подавился.
Не хотелось веселиться – перед глазами все время стояла та мерзкая сцена, – и парнишка, с разрешения дежурного офицера подменившись с одним из вахтенных, забрался на марсовую площадку и долго смотрел на море. Солнце в этих северных краях летом никогда не садилось, без толку катаясь по небу тусклым золотистым шаром. Вот и сейчас, вечером, оно надоедливо светило в глаза, прочертив сверкающую дорожку от корабля до мыса… На котором тоже что-то блестело… Что? Вот снова…
Свесившись вниз, Джереми доложил обо всем вахтенному офицеру – им был щеголь Джеймс Фогерти, лекарь, палач и рубака.
– Сверкает, говоришь? – Фогерти поднял зрительную трубу. – Что ж, юнга. Взглянем.
Всегда невозмутимое лицо кондотьера неожиданно вытянулось, на губах заиграла улыбка.
– Однако…
Сунув оптику за пояс, он быстро зашагал на корму к капитану и в двух словах доложил:
– Там, на мысу, человек, сэр. Думаю, что мертвый. Но сверкает!
– Что значит – сверкает? – оторвался от трубки сэр Джон.
– Похоже, на нем золотое ожерелье, сэр! И браслеты. И кольца.
Бишоп недоверчиво скривился, но все же махнул рукой:
– Берите шлюпку, вахтенных и посмотрите. Отправляйтесь сами, Джеймс.
Кивнув, Фогерти поспешил в шлюпку. Мерно взмахнули весла, и через десяток минут суденышко уже причаливало к каменистому берегу.
– Вон, вон он лежит, на мху, за камнем! Молодой совсем, – указал веслом матрос. – Похоже, живой – шевелится. Эвон, привстал, кричит что-то…
Смуглый и тощий – однако с головы до ног увешанный золотом! – незнакомец, совсем еще молодой, подросток, помахал морякам рукой и громко закричал по-русски:
– Эй, здравы будьте, ага!
Крикнул и, звеня золотыми побрякушками, снова повалился в мох. Матросы алчно переглянулись, и Фогерти поспешно махнул рукой:
– Забираем парня с собой, пусть капитан разбирается.
Вернувшись, кондотьер сразу же доложил о подобранном незнакомце, впрочем, спустившийся с кормы хозяин «Святой Анны» и сам все прекрасно видел. Правда, разбираться пока не стал.
– Он что, пьян, что ли?
– Да вроде не пахнет, – Фогерти пожал плечами. – Мухоморами, наверное, обпился.
– Ладно, черт с ним, завтра разбудим. Давайте пока в трюм, – распорядился Бишоп и, подумав, добавил: – Побрякушки-то с него снимите.
Кондотьер обернулся:
– Зачем? Этот парень что-то кричал по-русски, а значит, его можно будет расспросить, поговорить добром – быть может, он приведет нас к целой золотой горе!