Не дожидаясь, пока это произойдет, ребята чесанули через гаражи. Они уже спрыгивали в глухой переулок, когда за их спинами треснул автоматный выстрел. Между домами раскатилось сухое эхо.
…Вскоре они оказались в двух кварталах от школы на захламленном бетонными блоками пустыре рядом с цементным заводиком. Забившись в щель между блоками, они наконец смогли немного отдохнуть. Вой милицейских сирен доносился сразу с нескольких сторон. Это доказывало, что погоня сбилась со следа и бесцельно колесит по ближайшим улицам.
– Чего ты орал? Кто тебя просил орать? – набросился Федор на Пузикова.
– Мне померещилось, что я упал, – пробурчал тот.
– Олух! Но ты же тогда еще не прыгнул!
– Ну и что, что не прыгнул? Мне уже тогда померещилось, – категорично заявил Борька.
Судя по тому, как звучал его голос, спорить с ним было бесполезно. Пузиков заранее был уверен в своем праве делать все, что ему заблагорассудится.
– Брэк, мальчики, брэк! – сказала Катя. – Давайте сообразим, что к чему. Идти домой нам нельзя: там нас будет ждать засада. Брр, никак не привыкну к мысли, что в моей комнате топчется кто-то посторонний!
– Свиньи! – раздраженно пробурчал Пузиков. – Ну ничего, пусть только они попробуют залезть ко мне в копилку! Я им такое устрою, они потом за месяц не прочухаются!
– А сколько у тебя в копилке? – поинтересовался Макаров.
– Четыреста пятьдесят два рубля… – хмуро сказал Борька, но внезапно, вспомнив что-то, ощутимо повеселел.
Катя сообразила, что, кроме копилки, у Пузикова существовало еще одно укромное место, где он скрывал свои сбережения. И уж в этом-то секретном месте у запасливого толстячка было явно больше, чем четыреста пятьдесят два рубля.
– Сообщать в милицию бесполезно, – продолжала рассуждать Туркина. – Да и кто нам поверит, когда мы скажем, что готовится вторжение инопланетян, которые встроили начальнику милиции датчик подчинения? В лучшем случае нас упрячут в психушку, в худшем…
Туркина не договорила. Всем и так было известно, что произойдет в худшем случае. Их просто-напросто прикончат или заморозят точно так же, как и профессора К. И. Слощея.
– И куда мы теперь пойдем? – спросил Федор.
Оставаться на стройке среди блоков не казалось ему особенно хорошей идеей.
Катя задумчиво посмотрела на черную кошку, трусливо перебегавшую между опорами неподвижного крана.
– Есть одно славное местечко. Думаю, там нас не догадаются искать, – сказала она.
– Какое местечко? – заинтересовался Пузиков.
– Детский театр. У меня есть от него ключ, – сунув руку в карман, Туркина повертела на пальце брелок, где среди домашних ключей был и один необычный, желтый.
– Откуда он у тебя?
– Это бабушкин. Вернее, у бабушки такой же, а у меня копия. Я подстраховалась и заказала себе на всякий случай, – пояснила Катя.
– Ух ты! Повезло тебе с бабуськой. А от чего ключ, от главных дверей? – спросил Пузиков.
– На главных дверях, по-моему, вообще нет замков. Они запираются изнутри на такие металлические штукенции, похожие на буквы «П», – подумав, сказала Туркина. – А мой ключ от служебного входа, и даже не от него, а еще от одной дверцы рядом. Бабушка называет ее «САНИВ».
– Какой еще «саниф»?
– Не «саниф», а «САНИВ» – «Секретная Актерская Нырялка и Выныривалка». Ею пользуются, когда надо, например, быстро смотаться из театра, не попавшись на глаза вахтерам или режиссеру.
К театру они пробирались дворами, стараясь не высовываться на оживленные улицы, где каждую минуту мог проехать патруль.
Решив срезать путь, ребята перемахнули через забор и пошли по заснеженному футбольному полю. Кое-где поле уже оттаяло и просматривалась слабенькая еще и тонкая весенняя трава.
Катя с Федором шли впереди, а запыхавшийся Пузиков, у которого то и дело развязывались шнурки на ботинках, чуть приотстал.
– Ты не жалеешь, что мы тогда свернули не на ту лыжню? – поинтересовалась вдруг Туркина.
Федор пожал плечами. С воображением у него было не то чтобы туго, просто он не любил задумываться над гипотетическими вещами. Что произошло, то произошло – и никуда тут не денешься.
– А ты, Кать? – спросил он.
– Я? Я вот что думаю – останься мы тогда со всем классом, ничего бы этого не было: ни неприятностей, ни шара.
– Шар бы был. И агнеры бы тоже были, а вот неприятностей… неприятностей действительно не было бы… – согласился Макаров.
– Но ведь тогда бы к нам не попал диск и мы ничего не узнали о планах агнеров, – подумав, заметила Туркина.
– Точно. И не смогли бы им помешать. Впрочем, мы и сейчас еще не знаем, сможем мы им помешать или нет. Но, во всяком случае, мы трепыхаемся, и это уже кое-что значит.
Внезапно Катя поскользнулась на тонкой ледяной корочке, и Федор подхватил ее под локоть.
– Спасибо.
– Не за что, – пробурчал он, отпуская ее руку.
Туркина прищурилась, стараясь заглянуть Макарову в лицо.
– Теперь ты признаешься, зачем у тебя на медальоне была моя фотография? – спросила она.
– Э-э… Случайность.
– Случайность? – недоверчиво переспросила девочка.
– Ну да. Я просто решил поприкалываться… – буркнул Федор.
– Над кем поприкалываться?
– Над тобой, – сказал Федор.
Он чувствовал, что завирается и что Туркина ему не верит, но не знал, как выйти из этого принявшего для него неприятный оборот разговора.
Помощь подоспела оттуда, откуда ее совершенно нельзя было ожидать. Внезапно за их спинами раздался вопль, и, обернувшись, ребята увидели несущегося к ним на всех парах Пузикова.
– Я видел! Я видел! – орал он. – Она только что была здесь! На этом самом месте!
– Кто?
– Тарелка!
Макаров недоверчиво скрестил руки на груди.
– Какая тарелка? – поинтересовался он. – Кухонная? А ложки с вилкой там часом поблизости не было? Кастрюльки у тебя перед носом не пролетали, а, Пузиков?
– Кастрюлька? Чтоб я сдох! Я тебе дам кастрюльку! Я из тебя из самого кастрюльку сделаю! – взвыл толстячок.
Пузиков заволновался, замахал руками и начал нести полную ахинею. Из его бессвязных реплик можно было уяснить лишь то, что тарелка, похожая на ртутную каплю, была размером примерно с автобус. Она якобы, взявшись неизвестно откуда, зависла у него над головой, несколько секунд провисела там, а потом быстро завертелась, сделалась прозрачной и исчезла.
– Почему же ты сразу не крикнул?
– Ага, крикнешь тут! Сами бы кричали! У меня дыхание перехватило!