Сердито сопя, Федор перебросил лыжи и тоже полез через забор. Уже оказавшись с той стороны, он обнаружил совсем рядом, метрах в десяти, открытую калитку.
– Не сердись, медвежонок! Наколка – друг чекиста. Мне хотелось посмотреть, как ты будешь лезть с лыжами, – извиняющимся голосом сказала Катя.
Кажется, она веселилась вовсю.
– Ничего себе шуточки. За такие шутки ноги отрывают, – проворчал Федор, наклоняясь за лыжами.
– Утешься, Макаров, мы уже почти пришли. Видишь тот белый с рыжими подтеками дом? В нем я обитаю.
Дверь им открыла высокая женщина с подвижным лицом и завитыми рыжими волосами. Сперва она сердито было уставилась на Туркину, но потом, не выдержав характера, засмеялась. «Должно быть, мать», – решил Федор.
– Ого! Юные водолазы пожаловали! Что может быть полезнее для здоровья, чем лыжный кросс в середине марта? Солнышко – хи-хи! – блестит. Травка – ха-ха! – уже почти зеленеет! А они, ханурики, – хо-хо! – бредут на лыжах! Отдала бы неделю жизни, чтобы поприсутствовать при этом зрелище!
– Поставь, пожалуйста, чайник! От нас остались только мерзлые носы! – попросила Катя.
– Мерзлый нос – это уже немало. Есть база для восстановления. Другими словами печка, от которой танцевать, – немедленно отозвалась острая на язык родственница.
Не дослушав, Туркина решительно продвинулась в квартиру и за рукав протащила за собой Федора.
– Ого, Катерина, да ты с пажом! Или я ошибаюсь и это подставка для лыж и прочих негабаритных предметов? – заколыхалась родственница, разглядев Федора.
Макарову почудилось, что он когда-то прежде ее видел, но только не мог вспомнить где.
– Ах да! Вам физкультурник из школы звонил, интересовался: добрались вы или нет. Очень милый мужчина, и голос такой представительный. Он молодой? – родственница продолжала бесцеремонно разглядывать Федора.
Макаров, держа в руках лыжи, напрягся. Скверно, что в школе их хватились. Только бы у них недостало ума позвонить в милицию! Узнав о двух пропавших в лесу подростках, там быстро сведут концы с концами, и тогда – хлоп! – они в ловушке!
– Физкультурник? Он просто свинья! – с досадой сказала Катя, вспоминая круглую физиономию Андрея Тихоныча. – Бросил нас в лесу, а сам трезвонит.
– Свинья – это еще не самое страшное. Свинью можно перевоспитать. Мне лично удавалось это трижды. Однако впоследствии все они стремительно развоспитывались, – сказала родственница.
– И что ты ему сказала? – спросила Катя.
– Тихонычу?
– Ага, ему.
– Сказала, что вы добрались. Оба. Он очень обрадовался. Долго извинялся, что они вас не дождались, – пояснила родственница.
Туркина удивленно уставилась на нее.
– Как? Ты сказала, что мы добрались? Но откуда ты знала?
– О!
Рыжеволосая театрально положила себе руку на сердце и закатила глаза.
– Здесь, в этой трепетной и нежной груди, обитает интуиция, которая никогда меня не подводила! Если бы с тобой что-то случилось, сердце бы мне подсказало! От него не скроешь даже самой малости, даже легкой угрозы. Сейчас же интуиция подсказывала, что ты просто слегка заплутала. Когда же физкультурник уточнил, что с тобой еще и… э-э… молодой человек, я окончательно успокоилась. Пока, молодежь, я ставлю чайник!.. «Шумел камыш, деревья гнулись, и ночка те-емна-ая была…»
Благосклонно кивнув, странная родственница уплыла на кухню. Не теряя времени, восьмиклассники скользнули в комнату.
– Это кто? Твоя мама? – спросил Федор.
– Мама? – фыркнула Катя. – Не видел ты мою маму!
– А тогда кто?
– Бабушка. Я, вообще-то, думала, что она на репетиции.
– Бабушка? – удивленно переспросил Федор, не ожидавший, что туркинская бабушка выглядит так молодо. – А что она на репетиции-то делает?
– Как что? Она артистка ТЮЗа. Ну знаешь, в центре на площади.
Федор хлопнул себя по лбу. Кроссворд памяти сошелся.
– Погоди-ка, так это она играла Снежную Королеву? – воскликнул он.
– Ага. Бабушке вечно достаются отрицательные роли. То она ведьма, то мачеха, то вообще Кикимора какая-то. А она так мечтает сыграть Белоснежку!
– Ну и бабушка у тебя! С ней не соскучишься! – признал Макаров.
– У меня со всеми не соскучишься. Одна мама чего стоит! – с гордостью за свое взбалмошное семейство сказала Туркина.
Улыбнувшись, она добавила:
– Помнишь, что я рассказывала про свою бабушку, когда училась в первом классе?
– Не-а, – замотал головой Макаров.
– Я говорила всем, что она у меня чемпион по карате, и если кто-нибудь будет меня обижать, то берегись. Это бабушка меня так научила говорить.
– И она у тебя, правда, того… – удивился Федор.
– Что того?
– Ну, чемпион?
Изумленно взглянув на него, Туркина постучала себя пальцем по лбу.
– Наколка – друг чекиста, – сказала она.
– А-а, – протянул Федор, признавая, что ляпнул глупость.
Честно говоря, про бабушку Туркиной он готов был чему угодно поверить: уж больно она была необычной.
Сопоставив ее бабушку со своей, Федор озадаченно почесал щеку. Что-то тут не сходилось.
– Сколько лет твоей бабушке?
– Бестактный вопрос! Каждый, кто его задает, достоин того, чтобы его пристрелили на месте. Ваше счастье, юноша, что мое ружье в починке, – раздался из коридора хорошо поставленный голос.
Макаров вздрогнул и опасливо оглянулся на дверь.
– Она что, подслушивает? – пробормотал он себе под нос.
– Ничего подобного! Я просто пробегала по своим делам! – заверила его бабушка.
Одновременно послышалось удаляющееся шарканье тапочек, и легкомысленный голос затянул: «И за борт ее бросает в набежавшую волну!»
Туркина засмеялась:
– У бабушки великолепный слух! Она никогда не учит ролей, потому что слышит даже суфлерский шепот.
Вспомнив о диске, Катя подошла к столу. Федор увидел на нем плоский полупрофессиональный монитор и клавиатуру. Проследив, куда тянутся шнуры, он обнаружил, что процессор стоит рядом на полу.
«Ишь ты, как вышла из положения!» – подумал он.
Включив компьютер, девочка бережно достала диск и вставила его в CD-ROM. Компьютер негромко загудел, производя тот звук, которым обычно сопровождается считывание.
– Подвинься, мне ничего не видно.
– Куда я подвинусь? – буркнула Катя. – Ладно, садись рядом.
Федор склонился к плечу девочки. Четыре глаза напряженно вперились в монитор.