Снежана, еще не вполне смирившаяся с горькой правдой о Дмитрии, вцепилась в компьютерного гения Федю и зачем-то начала его учить, как следует вести себя графине-бабушке.

– То, что ты бабушка, еще не значит, что ты – выжившая из ума маразматичка! – рассуждала она. – Ты ведь не просто бабушка! Ты – графиня! Благородная женщина всегда остается женщиной. На тебе же одних брильянтов на 20 тысяч долларов, – она дотронулась пальцем до его шеи там, где располагалось воображаемое колье. – Неси себя соответственно!

– Да? – отстранив ее руку, спросил Федя. – А брильянты свои вы мне одолжите?

– Ты – артист, ты должен сыграть эти брильянты! – раздраженно бросила Дочка ДСП.

Незаметно подошел Владимир.

– Давайте так, – мягко сказал он, – у нас будет один режиссер. Это – я. И я буду говорить, кто и что должен или не должен сыграть. Договорились?

– Что такие все нервные, я просто высказала свое женское мнение по поводу его игры. Нельзя, что ли? Ну, пожалуйста, не буду. Кому от этого хуже? А вы, Владимир, скажите, вы играли когда-нибудь женщин?

– Ну играл один раз.

– Расскажите же, как это было! – Глаза Снежаны стали как два бриллианта по 20 тысяч долларов. – Ведь вы – такой тонкий человек! Вы почувствовали, каково это – быть женщиной? Вот прямо тут, внутри себя, – она прикоснулась рукой к его груди, где-то в районе сердца. – Ну скажите – почувствовали? А?

Как под гипнозом, Владимир качнулся ей навстречу, потом, словно очнувшись, ответил:

– Знаете, это было не совсем то, что вы себе представили. Вряд ли это вас заинтересует.

– О, Владимир, не стесняйтесь. Ведь вы же настоящий артист. Не то что мы тут все. Расскажите, прошу вас. Обещаю: я ничего такого не подумаю, тем более что у меня широкие взгляды. Ну смелее.

– Ладно. Это был какой-то капустник в честь юбилея театра. Мою героиню звали Дивчина Жито-Жало. Дальше продолжать?

– В каком смысле – жито-жало? – растерялась Дочка ДСП.

– У нее была такая двойная фамилия. По папе – Жито, по маме – Жало. Она приехала в Москву устраиваться в театр. Это комическая миниатюра. И я ее исполнял.

И тут Владимир понял, кого ему так отчетливо напоминает Снежана! Ведь говорил же ему тогда Капитан: «Как живая получилась дивчина. Вот ты ее вызвал к жизни – теперь наверняка где-то встретишь».

– Нет-нет, не комическая. Я серьезно спрашиваю!

– А серьезно – нет. Серьезно я всегда играл серьезные роли. Мужские, – отрезал Владимир и громко крикнул, чтобы его было слышно всем – Перерыв окончен! Смотрим самое начало спектакля, высказываем свое мнение – и по домам!

Артисты расселись по местам. Княжны спрятались в закутке возле туалета, чтобы, как только заиграет музыка, выбежать оттуда на сцену.

Лиза уже очень натурально спала в своем кресле, придерживая книгу двумя мизинчиками.

Водитель Петра Светозаровича нажал на кнопку. Послышался далекий звон ледяных колокольчиков. Властно вступила скрипка. Зазвучал колдовской вальс «Hijo de la luna».

– О, это из фильма про Гарри Поттера! – громким шепотом сказал Федя.

Владимир показал ему кулак.

На сцену выбежали – то ли ведьмы, то ли уборщицы. Двенадцать девушек в синих халатах, у каждой в руках – нечто среднее между гимнастической палкой и ручкой от швабры (на спектакле это, определенно, будут метлы). Княжны-уборщицы-ведьмы кружились вокруг Лизы, то летали, то подметали, и было трудно понять, видит она их во сне, или они в самом деле существуют. Вдруг появилась Ульяна. В руках у нее была свернутая в кулек газета – на спектакле это будет метелочка с перьями. Ульяна, словно не замечая девушек в синих халатах (значит – это и вправду сон Лизы), прошлась по краю сцены, смахивая воображаемую пыль с воображаемой мебели. Призраки в халатах отпрянули в стороны. Ульяна подошла к Лизе, смахнула пыль и с нее тоже. Лиза открыла глаза, проснулась, вцепилась в книгу. И прочитала первые четыре строчки.

За это время и Ульяна, и ведьмы-уборщицы успели разбежаться. Лиза проснулась окончательно. Глянула на часы, всполошилась, уронила книгу. Вскочила с кресла. И замерла, ожидая указаний режиссера. Но вместо них получила аплодисменты. Выбежали княжны, вытащили Ульяну: всем захотелось похвал и славы.

– Нравится нам такое начало? – спросил Владимир.

– Да! – хором ответили артисты.

– Оставляем его?

– Да!

– Тогда – всем спасибо, репетиция окончена!

– Да! – снова крикнули артисты.

Глава двадцать девятая
Тетя Назгуль и другие хорошие девочки

После репетиции Ульяна, как обычно, подошла к Владимиру. У нее накопились вопросы – масса вопросов. «Сегодня вы сказали так – а на прошлой репетиции говорили наоборот. Этот эпизод разбирали эдак – а третьего дня было иначе. И чему тогда верить?» Владимир пытался объяснить, что каждая репетиция – это как новая, первая и единственная встреча с материалом. Вчера он видел его так, сегодня – по-другому и оба раза говорил правду. Правду для данной конкретной ситуации. А на сцене, может быть, появится третья правда – и артисты должны научиться ее чувствовать, чтобы сымпровизировать в нужный момент. Ульяна кивала, но, кажется, понимала пока не все.

Елена, не скрывая неприязни, наблюдала за ними. Надо же быть такой навязчивой! Бедный, бедный режиссер! Он отступает, она наступает! Стоило один раз обнадежить одинокую девушку, и она уже вцепилась клещом!

Рядом с Еленой остановилась Аариса. Проследила за ее взглядом. И пробормотала себе под нос, как бы ни к кому не обращаясь:

– А режиссер уже Ульку зовет куда-то.

– А кого еще куда звал? – насторожилась Елена.

– Нинку на балет приглашал. Такой, вообще, романтик. Но это потому, что гей! Они все такие до ужаса тонкие личности. Он еще ей тональный крем подбирал.

Как подружки прямо. Я бы тоже с ним куда-нибудь сходила, но меня Эдик мой заревнует вообще.

– С чего ты взяла, что гей? Он тебе сам сказал?

– Не мне, – таинственно подмигнула Лариса, – но сказал. Я слышала, как он Снежане жалуется. Говорит: «Скрываю ориентацию!» А она ему: «Обещаю, я никому не скажу!»

– А почему Снежане-то?

Лариса пожала плечами, улыбнулась и убежала – ее ждал Эдуард Петрович.

Лариса, конечно, сплетница. Но что, если… Надо найти Снежану! Обычно она так и вертится рядом, а сейчас, когда нужна, – ее и нет!

Снежана тем временем ехала домой, глотая слезы. Как несправедливо устроен мир! Такой красивый, стройный, мускулистый – и совсем не интересуется женщинами.

Стройный и мускулистый Дима тоже ехал домой – на велосипеде. И думал, как бы ему сегодня заночевать у одной девушки, чтоб при этом не возбудить подозрений у двух других. Как несправедливо устроен мир! Почему эти женщины так и следят за ним, будто им больше делать нечего?