Все пятнадцать дней я только и делал, что говорил «мàlianne» во всех корсу и во всех лотталах на перешейке и в Восточной Карелии. Я говорил «мàlianne» в Виипури лейтенанту Свартстрёму и остальным офицерам его взвода; говорил «мàlianne» в Териоки, в Александровке, в Райкколе, на берегу Ладоги офицерам и сиссит полковника Мерикаллио, говорил в траншеях под Ленинградом артиллерийским офицерам полковника Лукандера; я говорил «мàlianne» в tepidarium [138] в сауне, национальной финской бане, после спешного выхода из calidarium [139] , где температура достигает 160 градусов выше нуля, и после кувыркания в снегу на опушке леса при температуре 42 градуса ниже нуля; я говорил «мàlianne» в доме художника Репина под Ленинградом и смотрел в сад, где живописец покоится среди деревьев, а внизу в конце улицы – первые дома Ленинграда, белесые под нескончаемой тучей дыма, висящего над городом.
Время от времени Яакко Леппо поднимал рюмку и говорил «мàlianne». Посол П*, один из высших чиновников Министерства иностранных дел, тоже говорил «мàlianne». И мадам П* и Лииси Леппо тоже говорили «мàlianne». И де Фокса говорил «мàlianne». И Титу Михайлеску и Марио Орано говорили «мàlianne». Все сидели в библиотеке и через огромное оконное стекло смотрели, как город медленно терпит кораблекрушение в снежной буре, а вдали на горизонте возле острова Суоменлинна тонут в ледяной мгле корабли-пленники.
Пока не пришел тот деликатный час, когда финны становятся унылыми, с недоверием смотрят в глаза друг другу, покусывают нижнюю губу, пьют молча, не говорят «мàlianne» и с трудом сдерживают в себе великий гнев. Я хотел тайком улизнуть, де Фокса тоже, но Посол П* схватил его за руку и стал говорить:
– Mon cher Ministre, vous connaissez Monsieur Ivalo, n’est-ce pas? [140] Ивало был начальником департамента Министерства иностранных дел.
– Это один из моих лучших друзей, – согласился де Фокса, – человек редкого ума, а мадам Ивало – очаровательнейшая женщина.
– Je ne vous ai pas demandé si vous connaissiez Madame Ivalo. Je voulais savoir si vous connaissiez Monsier Ivalo [141] , – сказал Посол П*, глядя на де Фокса маленькими недоверчивыми глазками.
– Да, отличнейше знаю, – отвечал де Фокса, глазами умоляя меня не оставлять его одного.
– Savez-vous ce qu’il m’a dit à propos de l’Espagne et de la Finlande? Je l’ai rencontré ce soir au bar du Kämp. Il était avec le Ministre Hakkarainen. Vous connaissez le Ministre Hakkarainen, n’est-ce pas? [142]
– Советник Хаккарайнен очаровательный человек, – ответил де Фокса, разыскивая глазами Титу Михайлеску.
– Savez-vous, m’a dit Monsieur Ivalo, quelle est la diférence entre l’Espagne et la Finlande? [143]
– Она отмечена на термометре, – сказал осмотрительный де Фокса.
– Pourquoi sur le thermomètre? Non, elle n’est pas marquée sur le thermomètre [144] , – раздраженно сказал Посол П*. – La diférence est que l’Espagne est un pays sympathisant mais pas belligérant, et que la Finlande est un pays belligérant mais pas sympathisant [145] .
– Ха-ха-ха! Весьма забавно! – рассмеялся де Фокса.
– Pourquoi riez-vous? [146] – подозрительно спросил Посол П*.
Яакко Леппо сидел на рояльном табурете недвижим, как татарин в седле, и сверлил де Фокса своими узкими раскосыми глазами, горящими темной ревностью: он злился, что Посол П* не пригласил его присоединиться к беседе.
Потом пробил тот опасный час, когда финн сидит, свирепо склонив голову долу, не говорит «màlianne», пьет в одиночку, будто никого нет рядом и никто его не видит, и вдруг начинает разговаривать как бы сам с собой. Марио Орано исчез, улизнул на цыпочках так, что никто не заметил, не заметил даже я, хотя и следил за каждым его движением, но Орано прожил в Финляндии два или три года и прекрасно изучил непростое искусство тайного побега из финского дома в тот миг, когда бьет опасный час. Я хотел улизнуть тоже, но всякий раз, когда мне удавалось добраться до двери, я чувствовал пронзающий мне спину холод, оборачивался и натыкался на мрачный взгляд Яакко Леппо, сидящего на рояльном табурете, как татарин в седле.
– Уходим, – сказал я де Фокса, улучил момент и схватил его за руку. Но в это время Посол П* подошел к де Фокса и странным голосом спросил:
– Est-ce vrai, mon cher Ministre, que vous avez dit à Mrs. McClintock qu’elle avait des plumes je ne sais plus en quel endroit? [147]
Де Фокса отбивался, отвечал, что неправда.
Но Посол П* говорил, бледнея:
– Comment! Vous niez? [148]
Я говорил де Фокса:
– Не отрицайте, ради Бога, не отрицайте.
Посол П* наступал, бледнея еще больше:
– Vous niez donc? Avouez que vous n’avez pas le courage de me répéter ce que vous avez dit à Mrs. McClintock [149] .
Я говорил де Фокса:
– Ради Бога, повтори ему, что ты сказал Елене Макклинток.
И де Фокса принялся рассказывать, как однажды на вечере у посла Соединенных Штатов, господина Артура Шенфельда, где он был вместе с Еленой Макклинток и Робертом Миллсом Макклинтоком, секретарем посольства Соединенных Штатов, и с приехавшими позже послом Вишистской Франции М. Юбером Гереном и мадам Герен. Мадам Герен спросила Елену Макклинток, не испанка ли она, как это можно судить по ее внешности и произношению. Елена Макклинток, чилийская испанка, забыв о присутствии посла Испании, ответила: «Malheureusement, oui» [150] .