И все-таки дело идет. За утро Барри написал двенадцать страниц. Он сохранил написанное, выключил компьютер, встал и потянулся. Пора обедать.
В кафе он застал непривычную тишину, хотя все завсегдатаи были на месте. Ему стало неуютно от ощущения, что разговор прервался из-за него.
– Всем привет! – воскликнул он, чересчур широко улыбаясь.
Хэнк ответил коротким «здорово», даже не подняв головы от тарелки.
Берт за стойкой ограничился кивком. Барри сел за свой обычный столик у стены, и непривычно тихая Лорелин приняла у него заказ.
Прихлебывая воду, Барри старался поймать чей-нибудь взгляд, но приятели упорно отводили глаза. Похоже, его намеренно игнорировали. Барри почувствовал себя посторонним, неуместным, как в первый свой день здесь. Страшно захотелось попросить у Берта еды на вынос. Пришлось собрать всю силу воли, чтобы остаться на месте.
Постепенно вновь послышались разговоры – сначала в дальнем конце зала, потом за соседними столиками. Барри старался не подслушивать, но когда Джо произнес название «Бонита-Виста», Барри невольно насторожил уши.
– Это уже выходит за рамки, – сказал Лайл.
Ему стали поддакивать.
– И ведь опять ничего им за это не будет, – громко проговорил Джо. – Никого не накажут.
Лорелин принесла Барри еду и сказала, обращаясь не к нему, а к Лайлу с компанией:
– Сестра его нашла. Хотела покормить собаку, а он около собачьей миски лежит.
Хэнк прокашлялся.
– Вы тут все прямо как о покойнике. Может, он и оклемается.
– Может, – согласился Джо. – Только дело-то плохо. Его на вертолете переправили в больницу, в Сидар-Сити. Там хорошее отделение отравлений. Но я так слышал, он все еще в коме, и врачи сомневаются, что он придет в сознание.
Ральф отозвался в полный голос:
– Ассоциация домовладельцев его убила. Считай, все равно что пистолет к виску.
Барри сосредоточенно ел. Все – явно ради него – старались говорить погромче, но он понятия не имел, что происходит и какой реакции от него ждут. Следует ли вообще как-то реагировать? Барри без единого слова закончил обед, расплатился по счету и, кивнув на прощанье, вернулся к себе в офис.
Что произошло? Они ведь знают, что он ненавидит ассоциацию домовладельцев. По крайней мере, Хэнк знает. Не думают же они, что Барри стал бы участвовать в каком-то отравлении? Почему вдруг такая демонстративная неприязнь?
Барри никак не мог успокоиться. Промучившись за компьютером два часа, он все отключил, запер помещение и отправился домой.
Когда он смотрел телевизор, вернулась Морин – она ездила на встречу с новым клиентом, большой шишкой в каком-то банке. Поставив кейс, брезгливо глянула на экран.
– Смотришь дневные ток-шоу?
– А как еще мне держаться в курсе современного сленга? Я здесь в полной изоляции. Надо знать, как и о чем говорят широкие массы. Считай, что я собираю материал для книги. Можно даже оформить налоговый вычет, правда? – усмехнулся он.
– Надо стоять выше толпы, – отозвалась жена.
Барри поднялся за ней наверх. Морин в кухне наливала себе диетическую колу.
– Не привыкла я… убалтывать клиентов, – призналась она. – В Калифорнии требовалось всего-то убедить человека, что я – самый подходящий для него налоговый консультант. А здесь приходится убеждать, что им вообще нужен налоговый консультант. Такая отсталость!
– Зато пейзажи… – Барри показал рукой на стеклянную дверь.
– Да-а, пейзажи чудесные! – засмеялась Морин.
Они решили пойти погулять. Пока жена переобувалась и наливала воду в пластиковую бутылку, Барри ждал перед телевизором, глядя, как две роскошные женщины не могут поделить жирного до безобразия двоеженца.
Выйдя на улицу, Барри остановился.
– Куда пойдем? Вверх или вниз?
– Пойдем вниз, – предложила Морин. – Самое трудное оставим под конец.
Они спустились по крутой улочке, держась за руки, чтобы не слишком разгоняться. Миновали несколько участков, густо заросших лесом, и вдруг, уже у подножия холма, деревья расступились, открыв расчищенную площадку примерно в пол-акра. Группа мужчин, раздетых до пояса, рыла канаву. На небольшом пригорке стоял хорошо одетый человек, особенно неуместно смотревшийся здесь по контрасту, и выкрикивал приказы, держа в руке длинный черный кнут. Все вместе напоминало сцену из малобюджетного фильма на библейскую тему или исторической картины о рабовладельческих штатах. Только операторов с кинокамерами поблизости не было.
– Что за дичь?
– Они роют котлован для бассейна, – объяснила Морин. – И закладывают фундамент клуба. Одри говорит, это добровольцы.
Человек на возвышении щелкнул кнутом и рявкнул:
– Живей! Отстаем от графика!
– Что-то не похожи они на добровольцев.
Барри вдруг заметил, что оба они говорят шепотом, словно боясь, как бы их не услышали, и сознательно повысил голос.
– Что за шуточки? Не бывает такого!
– Не знаю, вчера они тоже здесь работали. Правда, без кнута. Уже много расчистили, между прочим… Видимо, работают всерьез.
– Вроде ассоциация запрещает вырубать кусты и деревья?
– Им можно, – сухо ответила Морин.
Они медленно двинулись вперед, поглядывая на работающих. Вдруг Морин остановилась и нахмурилась.
– Это что, Грег Дэвидсон?
Барри посмотрел, куда она показывала, и увидел с краю молодого человека. Его частично заслонял еще не вырубленный куст манзаниты. Все же человек сильно напоминал Грега. Барри прищурился, вглядываясь.
– Я думал, они с женой уехали.
– Я тоже так думала.
– Грег! – позвал Барри, размахивая рукой.
Человек даже не оглянулся и продолжал копать.
– Наверное, не он, – сказал Барри, хотя и знал, что это точно Грег.
Что-то здесь было явно не так. Грег Дэвидсон уже должен был продать свой дом и переехать в Аризону. Мало того, он был таким же ярым противником ассоциации, как Рэй и сам Барри, и на то у него имелись куда более веские причины. Почему же он еще здесь, да вдобавок добровольно тратит время и силы, помогая строить бассейн для ассоциации?
Не добровольно, подумал Барри, и по спине у него прошел холодок.
Надсмотрщик снова щелкнул кнутом.
Еще один работник казался смутно знакомым – тощий, с коротко остриженными каштановыми волосами, – однако узнать его Барри так и не смог.
На первый взгляд, ничто не мешало зайти на стройплощадку, выяснить, правда ли там Грег Дэвидсон, и спросить у человека с кнутом, что, черт возьми, он тут делает. Участок общественный, принадлежит всей ассоциации, и они имеют полное право на нем находиться, как и всякий другой житель поселка.