Я оглядываю девчонок, надеясь хоть в чьих-то глазах увидеть искорку поддержки. Но они даже не смотрят на меня. Клайв растерянно поднимает руки и качает головой.
Сама не помню, как выбираюсь из кафетерия и оказываюсь на улице. Иду по бетонному тротуару. Окружающий мир размыт. Слезы, которые я так долго сдерживала, прорвались наружу.
Отец ждет меня.
– Что случилось? Где ты была?
Я соплю, пытаясь успокоиться.
– Немного поплавала, потом пошла на поминальную встречу. – (Он смотрит на часы.) – Остальные отправились на заплыв, но с меня довольно.
– Думаю, с меня тоже, – подхватывает отец. – По горло сыт этим местом. Идем домой. – Он протягивает мне бумажный платок, и мы уходим.
– Пап, они думают, это я виновата.
– В чем?
– В смерти Кристи. В травме Гарри. Считают, я нарочно угробила Кристи и столкнула Гарри.
Отец останавливается. Поворачивается ко мне, сжимает мои плечи. Его ладони липкие от пота. Мы идем рядом с проезжей частью, мимо проносятся машины, наполняя теплый воздух горячими и удушливыми выхлопными газами.
– Ник, это были несчастные случаи. Мир не застрахован от них.
– А с теми девочками тоже?
– С какими?
– О которых сообщали в новостях. Об утонувших. Думаешь, с ними произошли всего лишь несчастные случаи?
– Твоя мама думает, что да. Я сомневаюсь. Едва ли эти смерти можно назвать несчастными случаями. В них много схожего.
Я согласна с отцом. Кристи. Гарри. Девочки из отцовской таблицы. Я знаю, на что способен Роб. Возможно, он погубил их сам… или у него были сообщники вроде меня.
– Но о чем ты говоришь, Ник? Кристи и Гарри – совершенно разные истории. Не казнись. Твоей вины здесь нет.
– Прямой нет. Но я все равно чувствую свою причастность.
– Выбрось дурные мысли из головы. Ты не виновата. Может, и глупо было толкать Гарри, но ты же не собиралась калечить его. И Кристи дала воды по ее просьбе…
– Девчонки меня ненавидят.
Отец ерошит мне волосы:
– Они сейчас в шоке. Горе затуманило им разум, но потом они поймут, что были не правы. Дай им время.
– Пап, а ты когда-нибудь оказывался в таких ситуациях? Как ты из них выбирался?
– Конечно оказывался, дорогая моя девочка. Тоже возникало ощущение беспросветности. Думал, так будет всегда. Но проходило время, и все налаживалось.
– Наверное, не все.
– Почти все.
– Пап, я знаю про твоего старшего брата. У тебя был брат, и он погиб.
Отец надувает щеки, потом шумно выдыхает. Кажется, он решил полностью очистить легкие от воздуха. Он наклоняется, упирает руки в бедра, как будто мои слова причинили ему физическую боль. И молчит.
– Ты ведь тоскуешь по нему. Почему никогда не рассказывал мне про дядю?
Отец по-прежнему молчит. Должно быть, шокирован тем, что я знаю про Роба. Он даже не спрашивает, откуда мне это известно. У него взмокла спина, и на потной футболке отпечаталась моя ладонь.
– Это было очень давно, – наконец произносит отец. – Семнадцать лет назад.
– Да. Но одно упоминание о нем выбило тебя из колеи. Значит, не все события можно оставить позади и идти дальше.
Отец поднимает взгляд:
– Ник, я пытался его забыть. Это все, чего я хотел. Забыть его и жить дальше.
– Почему? Он же был твоим братом?
– Он… Я… Мы совершали поступки… поступки, о которых стыдно вспоминать. Он был… опасным человеком.
«Шестнадцать лет вранья».
Я вздрагиваю:
– А что с ним стряслось? Я нашла в Интернете старые статьи. Там пишут, что произошел несчастный случай. Ты тоже так считаешь?
– Да. Мы дурачились в воде. И вдруг погода резко изменилась. Хлынул жуткий ливень. Нам с мамой удалось выбраться на берег… а Роб не сумел.
Дурачились. То же говорила и я, рассказывая о происшествии с Гарри. История для любопытных ушей. По сути – вранье.
Может, и отец мне сейчас рассказывает такую же историю? Свою версию прошлого, которая устраивает его больше, чем правда?
«Это был не несчастный случай, а убийство».
Автобус еле ползет по пригородным улицам. По обеим сторонам тянутся магазины и торговые центры. Вот и наша остановка. Выходим с родителями из автобуса, проходим сквозь массивные чугунные ворота. Мы боимся опоздать и идем быстро, насколько позволяет одежда, в которую облачились по случаю церемонии. Отец в костюме, последний раз он надевал его на собеседование, мы с мамой – в черных платьях. Я выпросила у нее черные кожаные туфли на высоком каблуке и уже сама не рада. Они мне жмут, каблуки стучат, словно конские копыта по асфальту. Я бы сейчас согласилась идти босиком!
Другие участники траурной церемонии собрались у дверей часовни. Прежде чем войти, нужно дождаться, пока освободится зал. Сквозь штакетник, по которому вьются чахлые ползучие растения, вижу, как из боковой двери выходят люди. Они провожали кого-то другого, чья жизнь тоже оборвалась в эти жаркие дни. Кто-то из выходящих нагибается и читает карточки, приложенные к венкам.
Нирмала, Шеннон и другие девочки и здесь держатся командой. И Джейк с ними.
Мое появление не остается незамеченным. «Она пришла», – говорят губы покосившейся на меня девчонки, чье имя я все время забываю. Нирмала и Шеннон тут же упираются глазами в землю, показывая, что я здесь лишняя. Но я не собираюсь так легко сдаваться.
Отрываюсь от родителей и пытаюсь присоединиться к команде:
– Привет.
Никто не отвечает.
Возможно, не услышали?
– Привет, – уже громче повторяю я.
Нирмала поднимает голову, но не выдерживает моего взгляда, смотрит вбок, туда, где стоят мои родители. У нее горят щеки, в глазах неестественный блеск.
– Не начинай, Ник, – цедит она. – Нам не о чем с тобой разговаривать.
– Нирмала, я не хотела причинить ей вреда. И воды дала чуть-чуть. Она сама попросила.
– Даже не верится, что у тебя хватило наглости явиться сюда.
– Еще раз тебе говорю: я лишь выполнила просьбу Кристи. Она была моей подругой.
– Не ври! Ты не была ни ее подругой, ни нашей. Тебе вообще здесь нечего делать.
К часовне подъезжает длинный черный автомобиль.
– Нирмала, ты еще не команда. Можешь меня ненавидеть, но тебе не удастся вытолкнуть меня из команды.
– Да ты сама себя вытолкнула, шлюха, когда отправила ту картинку парню Кристи.