– Да нет, просто изначальная позиция у тебя неверная. – Макс пожал плечами. – Вот вы, Федор Степанович, какую цель преследуете, тратя свое время с нами в этом забытом Богом месте? Вы же тратите силы, слушая всякую ерунду!
Местный провел рукой по седой бороде:
– В ваших словах есть правда.
– Я знаю.
– Почему я помогаю вам? Хм… – Он задумчиво оглядел съемочную группу.
– Вам очень важен рейтинг NeTV? Вы хотите, чтобы канал заработал кучу денег на рекламе с помощью интересной передачи, и генеральный продюсер еще на год обеспечил себя еженедельными перелетами Париж – Москва и обратно?
– Макс… – недовольно произнесла Лиза.
Егерь улыбнулся.
– У меня все проще. Ваш юмор мне понятен, но все правда проще. Я помню этот дом живым. Здесь бегали дети, смеялись люди… Теперь этого нет, и я скучаю по тому времени, скучаю по жизни, по неоднотонности своего существования. Поскольку мне суждено быть в этих краях, я хочу, чтобы дом снова ожил, задышал благодаря людям, чувствующим здешнюю красоту. Именно поэтому я посильно помогаю вам, надеясь, что с вашей помощью этот особняк обретет нового хозяина, – он перевел дух. – Я старый человек и уже мало на что годен. Когда заканчивается собственная жизнь, наступает время жить жизнью других. Но так случилось, что у меня нет даже этого. Хотя вряд ли вы, молодой человек, полный планов на будущее и жизненных сил, сможете понять меня…
– Нет, я вас очень хорошо понимаю. И дело в том, что вы тоже стараетесь ради себя, и это нормально! Понимаешь, Лизок? – Макс взглянул на девушку.
Она кивнула.
– Предельно понятно, Максик. Просто есть те, кто ради собственного комфорта в будущем могут жертвовать чем-то в настоящем, а ты из тех, кто хочет пожизненного комфорта без каких-либо лишений. Так не бывает.
– Все относительно, Лизок.
– Где-то я уже это слышала, – она прищурилась.
– Эйнштейн, если не ошибаюсь… – не унимался Максим, – Так что на меня баллон катить не надо, мой милый продюсер!
– Думаешь, не докатится?
Федор Степанович поднял глаза:
– Не ссорьтесь, пожалуйста…
Лиза поспешила переубедить его:
– Что вы, мы не ссоримся! Это у нас беседы такие. Не волнуйтесь!
Надо признать, откровенности в их разговоре было куда больше, чем юмора, но за несколько лет совместной работы они научились не обижаться друг на друга.
– Да, несколько минут назад я видел ваши «беседы», – старик по-доброму взглянул на Роба.
Девушка опустила крышку пианино и еще раз внимательно оглядела комнату:
– А что на чердаке?
– Кое-какие старые вещи. – Егерь посмотрел на потолок. – По большому счету, там нет ничего действительно интересного. Если хотите, то можем заглянуть.
– Безусловно! А подвал?
– Подвал пуст. Там, конечно, остались стеклянные банки и несколько ржавых тазов, но не думаю, что вы ищете именно это.
– Ну, для съемок все сгодится. Мы ищем картинку. Неужели не сохранились фотоальбомы?
– Их, как и все тут, раздербанили на кусочки, – местный устало вздохнул. – Осталась единственная фотография.
– Точно! Где она? – почти крикнула Лиза, не успевая за собственным любопытством.
– В доме.
– Где именно?
– На первом этаже. Я покажу ее вам.
– Отлично! – Лиза кивнула и обратилась к Роберту. – Ну что, давай выставляться. Начнем с камер по периметру. Сколько их?
– Четыре с возможностью ночного видения, плюс ручная минидивишка и репортажная.
– Тогда начинай потихоньку устанавливать, запускайся, а потом займемся домом.
Оператор направился к выходу, но Лиза вновь окликнула его:
– Роб, – она подошла ближе. – Этот гаврик может снова провоцировать тебя на конфликт. Пожалуйста, не реагируй, прошу тебя.
Он еле заметно кивнул и вышел.
Слим бродил вокруг машины, потупившись и разглядывая свои кроссовки. Неожиданная встряска, которую он только что испытал, вычистила ему мозги. Не успев о чем-либо задуматься, он тут же забывал прилетевшую из ниоткуда мысль. Даже не пытаясь сфокусировать свое внимание на чем-либо, он утопал в эмоциях.
Его переполняло разочарование. Слим вдруг понял, что родственные связи почему-то перестали работать, словно потерявшая магическую силу волшебная палочка. И самое обидное – что он ничего не сможет сделать своим обидчикам в отместку. Абсолютно ничего. Дядька скорее похвалит их, чем уволит. Здесь он был слаб физически, морально и социально. В его голове даже не возникали мысли о собственной вине, ведь всю свою сознательную жизнь он только и делал, что искал виноватых вокруг. И теперь, когда во взрослом мире ему впервые показали его несостоятельность, он пришел в ужас от мысли, что все, чем он жил раньше, нужно менять. Такое положение вещей не могло устраивать молодого человека, ведь он был твердо убежден в том, что все должны принимать его таким, какой он есть. Все без исключения!
Обиженный на весь мир мальчик, живущий под опекой стариков и богатого родственника, выделяющийся в кругу друзей лишь возможностью купить пива и дури, был раздавлен собственным негодованием. Эта потасовка морально задела его куда больнее, чем крепкие руки Роберта, который даже не подозревал о том, что сделал.
Снова и снова Слим мысленно прокручивал случившееся: раздутые, пористые ноздри Роба крупным планом и крепкую хватку, парализовавшую его на несколько минут; беспокойный тон Лизы с нотками ликования от того, что наконец-то он получил сполна… Слим был уверен, что они должны были простить ему любую выходку. Ведь сам Господь виноват перед ним в том, что его бросили родители и что бедняге приходится терпеть двух дряхлых стариков, трясущихся над внуком лишь для того, чтобы угодить своей дочери, которая наверняка давно забыла о собственном сыне!
– Какое вы имели право? – пробормотал он. В его голове зияла огромная дыра, в которой медленно исчезало все, что он знал о собственной жизни. – Какое вы имели право? Какое право, суки-и-и?! – Слим тихо завыл. – Суки-и-и… – Его лицо скривилось, глаза наполнились слезами, рот растянулся, подчеркивая впалые щеки. – Какое вы имели право трогать меня, твари-и-и, суки-и-и, уроды, гондоны… Сволочьё…
Сдерживая себя изо всех сил, чтобы не разбить стекла стоявшей рядом машины, он сел на корточки и закрыл лицо руками. Вулкан внутри пытался вырваться наружу в виде крика. Слим тяжело дышал, медленно сползая на подгнившую траву. Он свернулся калачиком, подтянув колени к груди, и уткнулся носом в воротник старой куртки. Этот лес оказался его клеткой. Уйти было невозможно.
Трое собеседников спустились на первый этаж. Расположившись в гостиной, они продолжили разговор в ожидании технической готовности к съемке. Лиза села за обеденный стол, Макс уютно расположился в скрипучем кресле-качалке, а Федор Степанович скромно присел на маленькую табуретку, стоявшую рядом со шкафом.