Бетон плавится при температуре более тысячи градусов – в частности при воздействии на него радиоактивной кориумной лавы, смеси, состоящей из ядерного топлива и расплавленных соседствующих материалов. Видел я такое в Чернобыле. Эдакий застывший водопад лавы, проплавившей себе путь сквозь подвал реактора в 1986 году. И дыры, которые лава проплавила, видел. Очень похожие на ту, что в Стене, только меньше намного… Как-то даже думать не хотелось, что мутировало в недрах очистных сооружений, а потом, пройдя сквозь метровую толщу бетона, вылезло наружу…
Но путь был один, только вперед. И я поехал, очень надеясь, что мне не придется встретиться с тварью, для которой армированная стена как для нас холодец. Захотел – пальцем проткнул. Или сожрал, например. А что? Не удивлюсь, если неведомая пакость жрет бетон, я в Зонах и не такое видел.
Между тем выжженные деревенские дома остались позади, впереди же замаячили коробки зданий, похожие на огромные силикатные кирпичи, поставленные на попа. Я подъезжал к границе города, на первый взгляд, неплохо сохранившегося. Дома вроде без видимых разрушений, похоже, крыш-трава тут прижилась и разрослась буйным цветом. Так может, и люди тут живут нормальной жизнью? Про странные дыры в бетоне и живые щупальца думать не хотелось… Хотелось надеяться на лучшее. Очень хотелось. Может, хоть тут людям удалось сберечь нормальную жизнь. Может, Последняя Война только задела Новгород, но все-таки не уничтожила и прошла стороной?
Но моим надеждам не суждено было сбыться.
Я ехал между девятиэтажками, глядящими на меня пустыми проемами окон, и невольно вспоминал Припять. Пустой, мертвый город с домами типовой застройки, так похожими на эти… Мертвые, словно черепа мутантов, пронизанные обилием глазниц и нездорово-зеленоватыми варикозными рисунками разросшейся крыш-травы.
Она здесь была везде, пронизала всё, до чего дотянулись ее тончайшие щупальца. Стены домов, асфальт под колесами мотоцикла, уличные фонари, даже по чудом сохранившемуся дорожному знаку с надписью «Колмово» ползла сетка из тончайших травяных нитей, местами насквозь пронзивших металл. С одной стороны, немного не по себе от этой вездесущей травы-мутанта, пронизавшей все вокруг, а с другой стороны, понимаешь, что это не патология, а хирургия. Не будь в здешнем мире крыш-травы, сохраняющей здания и дороги, за двести лет немного осталось бы на земле памятников цивилизации, которую так жестоко и беспощадно уничтожили сами люди…
Но не только пустые дома расположились вдоль дороги. Меж ними тут и там виднелись участки обожженной земли, причем довольно обширные. И уже не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять природу этих черных пятен. Кто-то таким образом пытался уничтожить те самые щупальца, вылезающие из земли, с одним из которых я столкнулся в сгоревшей деревне. И наверняка дыры в стенах фортов – их работа. Не только хлестать они ими умеют, но и прожигать бетон насквозь, чтобы добраться до добычи… Я даже притормозил, чтобы рассмотреть одну девятиэтажку, пострадавшую больше других.
Ее стены напоминали кусок швейцарского сыра, обожженного до черноты. Небось, люди, не успевшие покинуть город, пытались укрыться в здании, а щупальца вскрыли его, словно бетонную консерву, и выковыряли оттуда все съедобное. Правда, потом кто-то другой жёг эти стены, поливал жидким огнем, не жалея горючей смеси. Но это было потом. После того, как в доме не осталось ни одной живой души…
Я тряхнул головой, отгоняя тяжелые мысли – слишком явной была картина произошедшего, возникшая у меня перед глазами. Конечно, не исключено, что это я себе сейчас всяких ужасов нафантазировал, вполне возможно, все было по-другому. Но что-то внутри меня подсказывало – ты не ошибся, Снайпер. Всё произошло именно так, и никак иначе…
Дорога была прямой, словно стрела, и я невольно прибавил газу, чтобы побыстрее проехать то, что осталось от Новгорода. И сразу же притормозил, сквозь рев мотора расслышав еще более громкий звук, раздавшийся впереди. И прислушался.
Точно. Впереди, там, где шоссе впервые за долгое время делает поворот, происходило что-то масштабное. Я отчетливо слышал тяжелый грохот пушек, треск ружейных выстрелов, чьи-то крики… А еще вдалеке, над крышами домов плавали клубы черного дыма. Там что-то горело, причем на довольно большой площади. Пелена растянулась на километр, а то и поболее – отсюда было сложно сказать, насколько именно.
Соответственно, у меня было два варианта дальнейшего развития событий. Объехать явно опасное место по широкой дуге и продолжить путь, благо город был пронзен множеством неплохо сохранившихся асфальтовых артерий. Либо ехать вперед, в самое пекло глобальных чужих разборок, не имеющих ко мне ни малейшего отношения.
Элементарная логика подсказывала очевидный ответ. У тебя есть цель, простая и понятная. Вот и езжай к своей цели. Совершенно необязательно лезть в чужое пекло для того, чтобы удовлетворить любопытство. Оно и так понятно – кто-то кем-то недоволен, причем настолько, что готов рискнуть собственной жизнью ради того, чтобы убить оппонента. История стара как мир, и вряд ли ты найдешь там для себя что-то новое, кроме свежих шрамов на собственной шкуре.
Но, в то же время, было и другое…
Сволочь-память услужливо воспроизвела карту Тимофея, на которой этот поворот был достаточно явно обозначен. После него дорога вновь становилась прямой, и вела она точнехонько к новгородскому Кремлю. Где, как я понимаю, и должен был находиться князь, которому следовало отдать коробочку с камушком.
По идее, звучит бредово. Переться в центр неведомой бойни ни пойми ради чего. Сувенир от незнакомого деда отдать, ага. Типа, вовсю воюющему князю сейчас до сувениров. Но, блин, Долг Жизни есть Долг Жизни, и я, скрепя сердце, направил мотоцикл по дороге к Кремлю.
Мой байк машина шустрая, полтора километра для нее не расстояние. Слева потянуло близкой рекой, и почти сразу я увидел новгородский Кремль. Кирпичные стены, приземистые, коренастые башни, рассчитанные на долгую осаду. Чистый функционал, ничего лишнего. Крепость стояла на основательном холме, что добавляло проблем осаждающим. Которых, впрочем, было немало…
И это точно были не люди.
Вернее, они ими были когда-то, но сейчас они представляли собой нечто совершенно иное.
На Кремль лезли мертвые. Их было много, очень много. Лохмотья кожи свисали с желтых от времени костей, полупустые черепа сочились черной гнилью, многие ползли, лишенные одной, а то и обеих нижних конечностей, цепляясь за землю непомерно отросшими, крепкими ногтями…
Это были даже и не зомби в привычном понимании этого слова. На Кремль накатывались волны мертвой органики, мешанина костей, обрывков плоти и на удивление толстых и крепких ногтей, которым больше подошло бы определение «когти». А среди этого моря мертвечины через примерно равные промежутки торчали щупальца… Не одиночные, как то, что я встретил в сожженной деревне, а целые пучки, эдакие кусты шевелящихся отростков с одним общим основанием.
Сейчас они не хлестали никого, и даже почти не двигались, напоминая кусты с прямыми, напряженными ветвями, лишенными листвы… или слегка подрагивающие щупальца гигантских осьминогов, которым вдруг вздумалось бы воткнуться головой в землю, воздев к небу свои гибкие конечности.