И, не обращая внимания на протестующие вопли ученика, засунул его в сумку вместе с его горячим АКСу, и поехал дальше.
Километров через пять неспешной езды слева показалось болото, огромное и бескрайнее, километра два в ширину, а то и поболее. Граница гигантской топи проходила как раз по шоссе, чуть не захлестывая его ярко-зелеными ложноножками слабо шевелящегося мха. При этом, высунувшись из болота, прямо на шоссе лежали несколько щупальцев «удильщиков», гладких и черных, похожих на змей. Ими болотные мутанты имеют обыкновение захватывать зазевавшуюся добычу и утаскивать на дно.
Было у меня искушение переехать «удочки» колесами мотоцикла, но я сдержался. Во-первых, ничего плохого твари мне пока не сделали, значит, и нечего им вредить. Во-вторых, эти щупальца на редкость прочные, словно сплетенные из кевларовых нитей. Не исключено, что вместо ожидаемого эффекта может случиться обратный – зацепятся за колесо, и утащат мой байк в болото вместе с моим хвостатым спутником. Так что – на фиг. Лучше объехать аккуратно и двигать дальше своей дорогой. Как говорится, не рой яму другому – не окажешься в яме «удильщика».
После унылого болота пошел пейзаж еще более скучный и однообразный. Под такие картины природы хорошо засыпать в вагоне поезда «Петербург – Москва». Посмотрел в окно минут пять – и вырубился без снотворного. Вон даже Рудик в сумке перестал грозно сверкать очами, зевнул во всю пасть, натянул на мохнатые брови коричневую кепку и закемарил, сволочь. Понятное дело, это я от зависти, так как за меня никто руль мотоцикла держать не будет.
Таким вот занудным макаром проехали мы километров пятьдесят. Рудик даже храпеть начал, за что получил один дёрг за хвост, свесившийся из сумки. Потому, что нечего. Совесть иметь надо. Я, например, не выспался ни хрена, так мог бы уж мутант вести себя потише из чувства солидарности.
На мою агрессию спир отреагировал немедленно. Храпеть перестал, высунул из сумки недовольную морду, хотел что-то сказать – и вдруг, передумав, заорал:
– Вот же оно! Вон там, за деревьями! Мертвая Зона!
Ишь ты! А я, неотрывно глядя на дорогу из-под свинцовых век, мог запросто проехать довольно густую рощу, тянущуюся по правой стороне шоссе минимум на километр. На ней же не написано, что за кривыми, покореженными радиацией дендромутантами находится участок земли, на котором довольно долго зачем-то сидели несколько Полей Смерти. Сидели-сидели, потом уползли. А земля осталась, приобретя необычные свойства. В частности – нелюбовь к крови. Даже малейший порез вызывает на таком месте немедленную реакцию аномалии. Человек ли, мутант ли на глазах начинает худеть, будто из него некто невидимый высасывает все соки. Менее чем за минуту живое существо превращается в высохшую мумию. Вернее, два существа – то, что пострадало от пореза, и то, что нанесло порез.
Поэтому Мертвые Зоны так часто используются для встреч самых ненавистных врагов, где они не могут устроить кровавое побоище. Или же под рынки для торговли между различными кланами и расами, часто враждебными, но в Мертвой Зоне не имеющими возможности для разборок.
Надо добавить, что в некоторых Мертвых Зонах живут Отшельники, отказавшиеся от насилия. При этом обычно Отшельников охраняют один или два Ученика-смертника, готовых отдать жизнь за учителя. Торговцы для тех же целей держат рядом с собой специально обученных Приказчиков, которые, как и Ученики, носят с собой на самый крайний случай засапожные ножи. В случае нападения кого-либо на подопечного, охраннику достаточно нанести неглубокий порез нападающему, и тот тут же умирает – правда, вместе с воином.
Такой вот необъяснимый Эффект Крови присутствует в этих загадочных аномалиях. Возможно, Мертвая Зона чувствует ментальную связь убийцы и жертвы. Потому Приказчики берут за охрану Торговцев в Мертвых Зонах очень большие деньги, владея искусством убивать и нейтрализовывать противника бескровно, посредством ударов руками и ногами по уязвимым точкам. Ученики при тех же способностях охраняют Отшельников за идею…
Увидев в сплошной стене деревьев узкую просеку, я свернул налево. Проехал метров пятьдесят между дендромутантами, угрожающе шевелящими кривыми ветвями, – и оказался на краю большого поля, где словно фигуры на шахматной доске выстроились… вертолеты.
Их было много. Очень много. Летательных аппаратов прошлого, разных размеров и различной степени сохранности. У многих лопасти винтов были отломаны, или просто сгнили от коррозии и отвалились под собственным весом. Но виднелись среди них и вполне себе целые вертолеты, словно тончайшими капиллярами перевитые разветвленными сетями серебристой крыш-травы. Слыхал я о таком подвиде этого удивительного растения, но воочию увидел впервые.
А рядом с вертолетами по всей площади поля кучковалась неслабая тусовка, напоминающая толпу фанатов на концерте какой-нибудь не особо известной звезды эстрады. Давки нет, но в то же время народу довольно много. Правда, здесь собрались не поддатые фаны музыки, а существа, способные серьезно травмировать своим видом психику неподготовленного человека моего мира.
Само собой, были тут и люди. Но мутов шастало меж вертолетами нисколько не меньше. В основном, вормы – измененные отравленной экологией потомки несчастных, выживших после ядерной войны. За века постапокалипсиса природа поиздевалась над ними довольно жестоко… Впрочем, это мое восприятие. Вполне возможно, что им, детям своего мира, я кажусь чудовищем-хомо с безжизненной белой кожей, слабыми зубами, тонкими ногтями и хилым волосяным покровом. Типа, удивительно, и как такое существо вообще живо до сих пор?
Были тут и нео – огромные, волосатые, похожие на горилл… И осмы с лысыми, пупырчатыми головами и гибкими руками, смахивающими на щупальца… Я даже вроде как настоящего дампа разглядел. Стоит себе возле вертолета, завернутый в тряпичные полоски, словно мумия, и рыскает туда-сюда из-под грязных повязок воспаленными, красными глазами. Хотя, может, и не дамп, а ворм какой-нибудь, пораженный кожной болезнью. Как бы там ни было, я к такому торговцу точно не подошел бы. Чисто на всякий случай.
Кстати, все присутствующие на вертолетном поле делились на продавцов и покупателей. На то она и Мертвая Зона, для чего-то другого, кроме безопасной торговли, использовать эту аномалию нереально. Возле каждого из вертолетов тянулись самодельные прилавки разной степени убогости, на которых были разложены самые разнообразные товары. Понятно. А сами некогда винтокрылые машины для продавцов наверняка что-то типа контейнеров на наших стихийных рынках. На ночь товар туда запихал, сам залез – и спи себе до следующего торгового дня.
Кстати, вон в одном из самых здоровенных вертолетов какой-то предприимчивый мут организовал нечто типа фастфуда с выдачей подозрительного вида жратвы через рваную пробоину в борту. Из трубы, торчащей из иллюминатора, черный дым идет, видать, в недрах вертолета еще один мут строгает какую-нибудь фирменную шаурмень из дохлой крысособаки. Ну, прям цивилизация, куда деваться.
При этом я наметанным глазом приметил десятка полтора угрюмых молодцев, на поясах которых висели гибкие кожаные дубинки с заметным расширением на конце. Тоже понятно. Местная охрана, практикующая бескровную вырубку нарушителей спокойствия. Дубинки, небось, с песком внутри, перемешанным со свинцовой стружкой. Шмякнешь такой штукой по верхней половине черепушки – и привет, глубокий нокаут обеспечен. Бескровный абсолютно. Жить-то всем хочется, и охране – тоже.