В эту же самую секунду на другом конце города открылась дверь, обитая зеленым сукном и медными бляшками, и в роскошно убранный кабинет вошел прилизанный человек с лицом хорька и повадками лисицы. Он плотно притворил за собой дверь, после чего повернулся к сидящему за резным столом человеку и сказал:
– Плохие новости.
Человек некоторое время изучал его лицо, потом разомкнул губы и лениво проговорил:
– Излагайте.
– Мне только что доложили, – сказал прилизанный грустным голосом. – Американец после банкета поехал в публичный дом. И там его свели с некой девицей по имени Варя.
– Так-так, – отозвался сидящий за столом человек, разглядывая на свет камень в одном из перстней. – Что дальше?
– До меня дошли слухи, что девица порченая, – ответил прилизанный с грустью в голосе.
– Да что вы! Это точно?
– Насколько я могу судить, да.
Сидящий за письменным столом человек опустил руку и вздохнул:
– Жизнь в России полна опасностей. Тем более для иностранца. Как жаль, что рядом с американцем не нашелся человек, который мог бы его предупредить.
– Вы правы, – грустно улыбнулся прилизанный. – Кстати, рядом с ним был какой-то человек. Именно он привез американца в публичный дом, и он «подсунул» ему испорченную девицу, если будет позволительно так выразиться.
– Вот как, – проговорил сидящий за столом человек. – Бывают же на свете негодяи. Вероятно, он сделал это из зависти. Успешные люди многих раздражают.
– Может быть, – согласился прилизанный. – Но мне кажется, что он выполнял чье-то поручение.
– Чье же?
Прилизанный вздохнул:
– Боюсь, что об этом никто и никогда не узнает.
– Рано или поздно все становится известно, – возразил сидящий за столом человек.
– Боюсь, что это не тот случай, – с той же печалью в голосе проговорил прилизанный. – Подозреваю, что этот человек, кем бы он ни был, наверняка получит награду за хорошо сделанное дело и за последующее молчание.
– Вы думаете?
– Мне хочется в это верить, – смиренно ответил прилизанный и поклонился.
Сидящий за столом человек усмехнулся. Его усыпанная перстнями рука открыла верхний ящик стола, достала оттуда белый конверт и швырнула его на стол.
– Это вам за то, что вы служите мне так же хорошо, как тот человек своему хозяину.
– Ваша щедрость не знает границ. Надеюсь, что я оправдаю ваше доверие.
Прилизанный с подобострастной улыбкой взял конверт со стола и спрятал его в карман.
Когда он ушел, сидящий за столом человек некоторое время смотрел на шахматную доску. Затем протянул руку и, сверкнув перстнем, уронил одного из четырех королей, выстроившихся на доске.
– Один король болезнь нашел… – тихо прошептали губы и растянулись в холодную, безжизненную усмешку.
3
Старому Вильгельму понравился Санкт-Петербург, как понравился бы любой город, где бы его хорошо понимали и где бы удовлетворяли его потребности. А потребности у Стейница были простые: отель, ресторан, книжная лавка – вот, пожалуй, и все.
Гуляя по улицам, он почти не смотрел по сторонам. Если бы за его спиной с крыш начали валиться кирпичи, падая на те места, где только что стояла его нога, он бы и тогда не прибавил шагу. Он бы просто этого не заметил.
Да и как можно было обращать внимание на подобные мелочи, если в голове у бородатого австрийца шла постоянная, не прекращаемая ни на минуту работа мысли.
Несколько лет назад Стейниц поставил перед собой задачу: вывести для шахмат такие же законы, какие Ньютон вывел для природы. Еще в молодости он начал смутно догадываться, что шахматы – это не просто игра, а целая Вселенная, и Вселенная эта существует по своим строгим законам. И если разгадать эти законы и научиться их правильно применять, то проигрыш фактически исключен.
Догадка эта, как мы сказали, пришла Стейницу в голову много лет назад. И вот сейчас, на пороге своего шестидесятилетия, он был как никогда близок к разгадке. И теперь, когда он познал и почти подчинил себе природу шахмат, у него появилась новая мысль: шахматные фигуры, выстроенные на доске в первоначальной позиции, потенциально уже содержат в себе все варианты будущих ходов и возможных комбинаций. А значит, фигуры еще до начала игры связаны между собой некими невидимыми нитями, которые сам Стейниц называл «паутиной мысли».
Но если это так, то шахматы представляют собой нечто вроде мозга, где фигуры – мысли, а комбинации – идеи. И все эти мысли и идеи только и ждут сигнала, чтобы перейти из потенциального состояния в актуальное. Мысленного сигнала человека! Ибо человеческое сознание, подобно пауку, может перемещаться по невидимым мысленным нитям, связывающим шахматные фигуры, и заставлять их передвигаться по доске без помощи рук.
Вот об этом мысленном приказе, который игрок может отдавать шахматам, и думал Вильгельм Стейниц, блуждая, как сомнамбула, по заснеженным улицам Санкт-Петербурга, не чувствуя ни холодного ветра, дующего ему в лицо, ни снегопада, ни мороза.
Но однажды суровая реальность вновь выхватила его из этого полусонного состояния.
Причина «пробуждения» была банальна и проста – у Стейница опять украли кошелек. Видимо, пожилой, рассеянный и медлительный иностранец был слишком легкой добычей, чтобы петербургские воришки могли обойти его стороной.
Итак, у Стейница кончились деньги. Обнаружил он это, стоя у прилавка книжного магазина и собираясь купить новый номер шахматного журнала. Сунув руку в карман, австриец вместо кошелька обнаружил там большую, прорезанную бритвой дыру.
Некоторое время старый Вильгельм стоял в задумчивости возле прилавка, соображая, что же ему теперь делать. Сначала он подумал сходить в «Доминик» и выиграть там рублей сто. Однако этот способ он решил приберечь для действительно тяжелых времен, буде они когда-нибудь наступят. Нельзя эксплуатировать Фортуну слишком часто, ведь Фортуна – женщина, а женщины обидчивы.
И тут вдруг Стейниц вспомнил, что один британский издатель просил его написать популярную книгу о шахматах, которая могла бы быть понятна начинающим шахматистам. Стейниц тогда обещал подумать.
– Итак, почему бы вам не написать эту книгу сейчас, мистер Стейниц? – спросил Стейниц сам себя.
И сам же себе ответил:
– Турнир начался, и я еще не показал себя в полную силу. Я довольно плохо начал, и мне нельзя отвлекаться.
– Книга не отнимет у вас много времени. Вспомните Достоевского! Он написал свой роман «Игрок» всего за три недели, а это великолепный роман!
– Да, действительно, – согласился Стейниц. – Но, насколько я слышал, Достоевскому помогала профессиональная стенографистка. Один бы он ни за что не успел уложиться в столь короткие сроки.