– Согласитесь, Михал Иваныч, моя Анечка – настоящая русская красавица! – продолжал весело разглагольствовать Бостанжогло. – Если бы кому-нибудь взбрело на ум устраивать в России конкурсы женской красоты – Анна заняла бы на нем первое место!
Чигорин улыбнулся и сказал:
– Глупо оспаривать очевидное.
Женщина тихо засмеялась, а Бостанжогло добавил:
– Друг мой, эта женщина – лучшее, что у меня есть! Она стоит всех алмазов Голконды!
– Его сиятельство князь Шервалидзе! – объявил дворецкий.
Бостанжогло засуетился.
– Дорогая, прошу тебя, поухаживай за господином Чигориным, пока я встречу гостя.
– С удовольствием, – ответила красавица.
Александр Бенедиктович ушел к новому гостю, а Анна Петровна взяла Чигорина под руку. Он уже кое-что слышал об этой женщине. Поговаривали, что она – что-то вроде наложницы у Бостанжогло, что он познакомился с ней в Париже, где она состояла в связи с бароном Ротшильдом, и отбил ее у барона.
Доходили до Чигорина и слухи о красоте наложницы табачного короля, но сегодня он увидел ее воочию и убедился, что слухи эти отнюдь не преувеличены. Что-то в ней было такое, отчего сердце Михаила Ивановича забилось быстрее. В повороте маленькой головки, в движениях тонких рук, в милой манере говорить и слушать собеседника, в мягком, лучистом взгляде зеленых глаз.
Чигорин смотрел на нее, слушал ее негромкий голос и чувствовал, что с ним что-то происходит. Какая-то сладостная истома поселилась в душе, вперемешку со светлой грустью. Если бы Михаил Иванович был поэт, он бы сразу понял, что это чувство именуется «влюбленностью». Но в сухой системе координат профессионального шахматиста нет такой категории, как «влюбленность». И если в голову поэту в эту минуту, вероятно, пришли бы какие-нибудь стихи, то Чигорину встреча с Анной Голубевой показалась началом какой-то игры. Это подсказала ему интуиция шахматиста. К тому же он чувствовал, что игра эта обещала впереди много удовольствий. Каких именно – было пока непонятно.
Чигорин не был ловеласом, но женщин никогда не избегал и умел с ними ладить, а потому беседовал с Анной Петровной легко и свободно. Речь зашла о Бостанжогло.
– Он очень милый, – с улыбкой сказала Анна Петровна. – Но иногда он говорит глупости.
– Ничего удивительного, – ответил Чигорин. – При виде красивой женщины мужчины часто теряют ум.
Женщина быстро и остро глянула на него из-под густых ресниц и сказала:
– Бостанжогло не из таких. Вот вы – да. Саша говорил, что вы романтик.
– Он так говорил? – улыбнулся Чигорин.
Она кивнула:
– О, да. Мой муж вас обожает. Чигорин то, Чигорин это. Чигорин – лучший из лучших! Саша в вас просто влюблен.
– Он дает деньги на проведение матчей, а это главное, – заметил Михаил Иванович.
Беседуя, они ходили по зале, и Чигорин вдруг поймал себя на том, что не замечает остальных гостей. Словно они в этой зале совершенно одни. Нет, он, конечно, вел себя с окружающими вежливо и корректно: кому-то отвечал на приветствие учтивым кивком, с кем-то перебрасывался парой пустых фраз, – но проделывал он все это как бы по инерции. Все его внимание сфокусировалось на этом милом лице с зелеными глазами, ласково глядящими на него из-под темных, пушистых ресниц.
– Если честно, я давно мечтала с вами познакомиться, – говорила Анна Петровна. – Правда, я представляла вас себе немного иначе. Я думала, что вы – этакий сухой, колючий, немногословный истукан без капли юмора. Этакая бездушная машина для игры в шахматы.
Чигорин улыбнулся.
– Рад, что не оправдал ваших ожиданий, – сказал он. – Что же вы подумали, когда увидели меня? Какова была ваша первая мысль?
– Моя первая мысль была… – Анна Петровна слегка покраснела. – Впрочем, об этом не стоит говорить.
– Ну вот, – сказал Чигорин. – Заинтриговали и бросили. Если вы мне не скажете, я проведу не одну бессонную ночь, думая об этом.
– Вы такой впечатлительный? – Анна Петровна лукаво прищурилась. – Что ж, хорошо. Первая моя мысль была такова, что вы…
– Что я? – поторопил ее Чигорин.
– Что вы – красивый, – выдохнула Анна Петровна.
Михаил Петрович стушевался.
– Я… – начал было он, но Анна Петровна его перебила:
– Напрасно я вам это сказала. Женщины вообще не должны такого говорить мужчине при первой встрече.
– Отчего же? – спросил, запинаясь, Чигорин.
– Теперь вы зазнаетесь и будете думать, что я – такая же романтическая глупышка, как эти ваши юные восторженные поклонницы.
– Среди моих поклонниц нет глупышек, – сказал Михаил Иванович. – А что касается вас, я был бы чрезвычайно счастлив, если бы такая великолепная и умнейшая дама, как вы, оказалась среди моих поклонниц. Правда, не знаю, как к этому отнесся бы ваш… друг.
Взгляды их встретились, и Чигорин осекся.
– В шахматных журналах Бостанжогло я видела много ваших партий, – сказала Анна Петровна, понижая голос. – Обороняться не в вашем стиле. Какова бы ни была опасность, вы смело бросаетесь вперед. И это мне в вас нравится.
– Вы правы, я не люблю защищаться. Скрупулезно выстраивать оборону – не мой стиль. Мне нравится играть в нападении.
– И в этом мы с вами похожи, Михаил Иванович. Я так же, как и вы, предпочитаю нападение защите, – сказала Анна Петровна и, прищурив зеленые глаза, пристально и мягко посмотрела на Чигорина.
Он этого взгляда Михаил Иванович почувствовал, как по телу его пробежало что-то вроде электрического тока. А в словах, сказанных Анной, ему послышался какой-то намек. Намек на что? – неизвестно. Но сердце Чигорина забилось сильнее.
– Вы как будто побледнели, – весело произнесла Анна Петровна.
От интимных ноток в ее голосе не осталось и следа, теперь она снова выглядела как красивая светская львица. «Не ошибся ли я? – подумал Чигорин, смотря на ее красивое, чистое лицо. – Не принял ли желаемое за действительное?»
– Почему вы не отвечаете, Михаил Иванович? Что-то случилось?
– Н-нет… Ничего. – Чигорин достал шелковый платок и вытер лоб. – Просто мне на мгновение показалось, что я…
– Что вы?
– Нет, ничего, – снова выдавил Чигорин, проклиная себя за секундную слабость, благодаря которой он чуть было не сказал Анне Петровне… Не сказал ей, что…
– Что вы в меня влюбились? – тихо и весело произнесла женщина.
Чигорин вздрогнул и изумленно на нее посмотрел.
– Господи, да что с вами такое? – улыбнулась Анна Петровна. – Я ведь просто шучу. Не нужно придавать такое значение словам.
– Простите, – пробормотал Михаил Иванович и снова вытер лоб платком.