– Мертвая Зона здесь. Надо было мне сразу понять, но не учуял я. На пса отвлекся, – объяснил Мальф. – Там отшельник с охраной. Я поговорил с ними, они нас пускают.
– Ты и с отшельником договориться можешь?
– А что, он не человек? Только вот флягу спирта придется отдать.
– Да откуда? Кто тебе сказал, что у нас есть спирт? – до глубины души возмутился Оселя.
– Канчар сказал, – был краткий ответ. – Давайте, иначе отшельник не пустит. И оружие положим, где скажет. Я бы не стал отказываться. Место точно безопасное. Эффект крови никто не может преодолеть.
Не дожидаясь команды Остронега, Мальф похлопал себя по бедру, подзывая Канчара, и положил ему руку на холку. Пес завилял хвостом, приняв телепатический приказ.
– Давай спирт, пойдем, – протянул к Остронегу руку Мальф. – Он только у меня возьмет.
– Э-эх, – вздохнул Остронег. – Последнего лишают.
Он вынул из котомки старую армейскую флягу и отдал ее Мальфу.
– Оружие положите слева от входа в дом, – обратился ко всем Мальф. – И все будет хорошо.
– А как украдут? – Оселя не мог успокоиться.
– Пес не даст. Пошли.
– Стойте! Я с вами! – раздался звонкий голос.
Мальф оглянулся и увидел бегущего к ним по улице Саньку.
– Вот же чертов пацан! – только и смог произнести Мальф.
– Хороший мальчик, – с сарказмом добавил Остронег.
От входной калитки к дому вела тропинка, выложенная желтым кирпичом. Дорожка была хорошо подметена, а небольшой садик в свете, льющемся из открытой входной двери, выглядел не просто ухоженным, но даже изысканным, словно над ним долго трудился искусный садовник. Даже Канчар почувствовал, что здесь не стоит скакать и веселиться, и важно ступал когтистыми лапами по блестящим кирпичам.
Два мрачных человека встретили группу на пороге и, лаконично кивнув, проводили внутрь. Санька, держась подальше от Канчара, которого он побаивался, шел рядом с Мальфом, впереди всех. Один из охранников строго проследил, чтобы оружие было сложено при входе. Все это происходило в полной тишине, свои требования охрана предъявляла жестами и выразительной мимикой. Канчару Одинец велел сидеть рядом со сложенным оружием, – пес выполнил приказ без особой охоты.
Странный одноэтажный дом внутри выглядел еще причудливее. Он был обустроен как один большой зал. Забитые досками окна были задрапированы дорогими коврами; посередине размещался громадный обеденный стол из мореного дуба. На стенах висели картины, старинное оружие и варварские маски. На полу стояли, сверкая начищенной сталью, рыцарские доспехи. Внутренности дома дышали роскошью мирной жизни.
Посреди этого убранства, в торце стола, сидел немолодой человек в белом смокинге. Стулья с высокими резными спинками были негостеприимно придвинуты к столу вплотную.
– Я рад вашему визиту, – раздался сухой, надтреснутый голос хозяина. – Пожалуйста, садитесь, разделите со мной вечернюю трапезу. Меня зовут Тальберг. Я тут давно живу, веду, как вы там, в Кремле, говорите, отшельническую жизнь. Не спешите представляться, за ужином и беседой я познакомлюсь с вами поближе. Садитесь, не стесняйтесь. Ах, да, вам бы с дороги умыться… Муса, предложи гостям умыться.
Муса, один из охранников Тальберга, не изменив каменного выражения лица, сделал широкий жест, приглашая в угол помещения. Там оказался обычный умывальник «мойдодыр», кусочек мыла и большое махровое полотенце. Пришлось всем умыться и уже потом усесться за стол. Ближе всех к отшельнику сели Ждан и Остронег.
– К сожалению, пища моя уныла, как уныла она у всех живущих вне Кремля, так что не обессудьте. Муса, Абрахам, подавайте.
– Какие странные имена у ваших людей, не наши какие-то, – не выдержал Остронег и вспомнил, что не представился. – Меня Остронег зовут.
– Это хороший вопрос, Остронег. Они верны мне, как ифриты верны Иблису, вот я и решил им дать магометанские имена. Своих родных имен они не знают. Мертвая Зона причудлива. Вот я тоже своего имени не помню, потому и назвался чужим. Это было так давно, что я уже и не знаю, откуда взял это имя. Но не стоит оценивать моих учеников по именам.
Ифриты принесли серебряные столовые приборы, а потом и салфетки из льна тонкой работы, сверкавшие белизной. Тальберг заметил удивление на лицах гостей:
– Жизнь отшельника не обязательно сопровождается усмирением плоти и эстетики бытия. Так что если я могу использовать утонченные предметы и жить в комфортных условиях, почему бы и нет? Но только если это не требует напряжения и суеты.
Словно в подтверждение его слов, на стол подали еду. Это оказались аккуратно откупоренные банки тушенки и большой чугун с картошкой. Картошка легко пари́ла, разнося аромат мелко посеченного укропа, которым она была щедро присыпана.
– Я считаю, что такие блюда надо подавать в аутентичном виде. Ведь нарезают хамон при всех прямо от окорока, и в этом есть высокая эстетика потребления деликатесов. Представьте себе, если устриц подадут без раковин? Это же нонсенс.
Что такое хамон и устрицы, никто не знал, – впрочем, собеседники отшельника особо от этого и не страдали.
– А вот за такой бесценный дар, как спирт, вам премного благодарен. Я давно не употреблял настоящий, чистый алкоголь. Нет, не в силу его вредности. Просто нет у меня возможности его получить, кроме как от редких путников. Жалко, хлеба у меня нет, а то бы угостил вас редкой закуской, – на строгом лице Тальберга отразилось невероятное сожаление.
– У меня есть, – раздался радостный Санькин голос.
Довольный, что может быть полезным, он выскочил из-за стола и метнулся к своей котомке, оставленной при входе.
– Какой роскошный подарок! – Тальберг с трепетом принял из рук Саньки прямоугольный белый хлеб. – Спасибо, милое дитя! Я только могу сожалеть, что ты не сможешь оценить, в силу юности твоих лет, всю прелесть холодного спирта с изысканной закуской. Абрахам, приготовь нам… ну ты сам знаешь.
– Но, господин, – возразил Абрахам, – это же для особого случая.
Охранник Тальберга впервые за вечер подал голос, потрясенный приказом хозяина.
– У нас и есть особый случай, – мягко, но настойчиво ответил отшельник. – Муса, подай рюмки и спирт.
Муса, словно только этого и ждал, внес большую хрустальную салатницу, в которой лежала фляжка, обложенная колотым льдом.
– Откуда тут лед? – изумился Мальф.
– У меня многое есть просто ниоткуда, – Тальберг развел руками, хитро прищурившись.
Поставив салатницу, Муса удалился и вернулся с маленькими хрустальными рюмками с мелким резным узором по краю.
Пока Муса разливал спирт, явился Абрахам с подносом, на котором были аккуратно разложены бутерброды с черной икрой. Треугольные ломти хлеба были покрыты тонким слоем сливочного масла, поверх которого Абрахам, не скупясь, положил в палец толщиной слой черной, таинственно отблескивающей при свечах икры. Тяжело вздохнув, охранник поставил блюдо посреди стола.