Узнав от раненого, что следом движутся наши танки, а также их количество, большевик забрался обратно, их танк двинулся через луг к краю леса, противоположному тому, где произошло нападение. Здесь он заполз задним ходом в росшие по краю леса кусты, став незаметным для следовавших по дороге наших танков. Те появились вскоре. Заметив следы боя, танки развернулись в боевой порядок, но в этот момент были атакованы с тыла. Первым же выстрелом большевиков был подожжен наш Т-II. Второй попытался атаковать противника, но был подбит, а затем подожжен. Два оставшихся танка успели уйти с линии огня, достигли края леса и оттуда открыли огонь, однако русские, используя складки местности, уже покинули поле боя. Попытка преследования по их следам привела к взрыву второго самодельного фугасного устройства, приведшего к срыву гусеницы у одного из двух оставшихся танков. Гауптман приказал прекратить преследование, опасаясь, что оставшийся танк может не справиться с русскими диверсантами. Тем не менее он успел сообщить о нападении по рации. Неподалеку в небе находился разведывательный самолет вермахта, который прилетел и попытался остановить большевиков. Русские к тому времени находились неподалеку от поля боя, командир большевиков был виден в открытом люке. По всей видимости, он отдавал приказания оставшимся в лесу диверсантам. «Шторьх» атаковал, однако огонь из легкого оружия не смог причинить вреда танку. Тем не менее, как утверждает гауптман Вайсс, командир большевиков был ранен. Он исчез в люке, а танк стал двигаться по лугу зигзагами, как видно, готовясь к бомбежке. Бомб на вооружении «Шторьха» не имелось, он вновь атаковал из пулемета, но в этот момент был обстрелян из леса. Пулеметная очередь с близкого расстояния повредила самолет, после чего тот немедленно улетел. Большевистский танк вернулся к лесу и забрал русских диверсантов. Один из них забрался на броню, двое остальных уехали на мотоцикле, скорее всего, захваченном на дороге при нападении на Цорна. В коляске Вайсс заметил связанного немецкого офицера, из чего следует, что майор попал в руки большевиков живым.
По словам летчика, он не заметил второго танка большевиков. Возможно, они разделились. (Пометка на полях: «А был ли второй танк?»)
Помощь, запрошенная с самолета, прибыла к месту боя в сумерках, когда преследование большевиков утратило смысл. На рассвете поиск русских диверсантов продолжился, однако ни с воздуха, ни на земле следов передвижения обнаружить на удалось. Скорее всего, большевики бросили мотоцикл и танк где-то в лесу, а сами отошли пешим порядком.
По свидетельству Вайсса, русский танк, атаковавший его группу, относится к типу «БТ» и имеет бортовой номер 27. Из оперативных сводок известно, что такой же танк и с таким же номером пять дней назад атаковал нашу часть в селе Белицы, где диверсанты захватили секретные документы. Ранее этот же танк разгромил ремонтную базу вермахта в деревне Петришки и уничтожил отправленный на их поиски сводный взвод отремонтированных легких танков и полувзвод пехоты. Из чего следует, что мы имеем дело с действующей в нашем тылу специально подготовленной и чрезвычайно опасной диверсионной группой противника. Нетрудно предположить, что их действия координируются командованием советов. По нашим предположениям, группа той же ночью была переправлена в расположение русских самолетом. Танк и мотоцикл оставлены в тайном месте для возможного использования в других операциях.
Наши потери:
1. Танки Т-II – 2 шт. Восстановлению не подлежат.
2. Бронетранспортер – 1 шт. Восстановлению не подлежит.
3. Грузовик – 1 шт. Восстановлению не подлежит.
4. Мотоциклы – 3 шт. Один можно отремонтировать.
5. Личный состав. Убито – 19 человек, из них трое унтер-офицеров и один фельдфебель, ранены – 14, из них один унтер-офицер.
Потери большевиков неизвестны. На месте засады трупов и следов крови не обнаружено.
Гауптман Вайсс не пострадал. Его поведение в бою вызывает сомнения, однако командир танковой дивизии генерал-майор Вайсс ручается за своего племянника.
Жду ваших указаний.
Командир 267-й дивизии генерал-майор фон Вахтер».
Резолюция:
«Позор! Полудюжина большевиков с одним танком дважды разгромила превосходящие их по силам части германской армии, не понеся при этом потерь! Гауптмана Вайсса, проявившего преступную беспечность и личную трусость, разжаловать в рядовые и направить на передовую для искупления вины перед Рейхом! Мне плевать, чей он племянник! Достоинство германского офицера – в его храбрости, а не в наличии высокопоставленных родственников. Поиски диверсантов продолжить! Принять необходимые меры предосторожности в тылу Панцергруппы! Привлечь к поискам люфтваффе и местных жителей, лояльных к нам. В случае повторения происшедшего виновные будут смещены с должности и отданы под суд!
Гудериан. 4 июля 1941 г.».
Олег
Рядом кто-то дышал. Я открыл глаза и скосил взгляд. Попова сидела у кровати и мирно спала, уронив голову рядом с моей. Затылок и макушка ее утопали в мягком пухе: в обрамлении белой наволочки виднелось только лицо. Оно было насупленным: строго сдвинутые брови и поджатые губы. И во сне бдим…
Попробовал приподняться. В груди кольнуло, я зашипел, но сдержался. Будить ее не хотелось – пускай спит.
Грудь укрывали бинты. Осторожно исследовал их рукой, наткнулся на выходное отверстие пули и скрипнул зубами, ощутив толчок боли. Вот ведь гад! Удружил, фашист! За тарахтеньем танкового дизеля не услышал, как подлетел. Хорошо, Горовцов помог: приласкал ганса из «МГ». Не то лежать бы нам… Я вдохнул, выдохнул и продолжил исследование. Та-ак, остальное в целости, уже легче. Кружится голова, одолевает слабость, однако тело подчиняется. Стащил одеяло. Вот те раз! На мне не было даже белья. Совсем не уважают командира! Пошарив взглядом по комнате, заметил на лавке сложенную стопкой форму и поковылял туда.
Все оказалось на месте. Гимнастерка, шаровары, майка с трусами. Выстиранные и поглаженные. Дырки от пуль заштопаны. Морщась от уколов боли, оделся. Сапоги оказались здесь же – под лавкой. Кое-как намотав портянки, натянул их и выбрел наружу. Двор хутора был тих и безлюден. Только Коля-мехвод сидел на ступеньках и, неловко пуская дым, тянул цигарку.
– Брось! – сказал я, подходя. – Не стоит привыкать.
Он смутился и опустил руку.
– Дай!
Взял из протянутой руки цигарку, затянулся. Жгучий дым крошеного самосада ободрал горло и ударил в голову. На мгновение повело. Я оперся о стену и осторожно присел. Коля смотрел с тревогой.
– Все путем! – успокоил бойца. – Давно не курил.
«И не стоило!» – сказал его взгляд, но сам мехвод промолчал.
– Где танк? – спросил, чтоб сбить возникшую неловкость.
– В лесу. Вы ж сами приказали. Там же тележка и мотоцикл. Замаскированные.
Такого приказа я не помнил. Я вообще ничего не помнил. Только смутные обрывки.