– Думаешь, он станет это пить? – с сомнением спросил Мартин.
– Если будем заставлять – откажется, – уверенно произнес Бурраш. – Но мы зайдем хитростью, скажем, чтобы в сумку положил. Допил и положил.
– Начнет пить, поймет сразу.
– Не поймет, он сейчас, как снулая рыба, огуречный рассол от меда не отличит.
Мартин на это лишь покачал головой и, спрятавшись за шагающим мулом, стал наблюдать за действиями орка.
Тот бочком переместился ближе к Рони и пошел рядом, затем вытащил из кувшинчика пробку и, сделав пару глотков, протянул Рони:
– Положи-ка его вон в ту торбу!
Рони машинально взял кувшинчик, но плеснувшаяся наливка испачкала ему руку.
– Ой, да там еще осталось? – как будто удивился Бурраш. – Ну, так допей остаток, а потом брось кувшин в торбу.
Произнеся слова своей роли, орк отошел, демонстрируя свою полную отстраненность, а Рони, не глядя, раскрутил содержимое сосуда и, запрокинув голову, выпил в несколько больших глотков, затем сунул пустой кувшинчик в торбу и снова уставился на дорогу.
Мартин оставил одинокого мула и подошел к Буррашу.
– И что теперь?
– Думаю, мы эту змею затравим. Клин клином, как говорится, наливка у лесничего крепкая, на себе испытал.
Так они прошагали в гору до высокой отвесной стены, которая потянулась по правую сторону от дороги. Вдруг Рони сам спустился на землю и, подойдя к обочине, стал справлять малую нужду.
Потом застегнул штаны, вернулся на дорогу и сказал:
– Ну и напугал ты меня, Мартин.
Мартин с Буррашом переглянулись, не зная, как это истолковывать.
– Я говорю – страху ты на меня нагнал так, что картины одна чернее другой одолевать стали.
– А теперь как? – осторожно спросил Мартин.
– Вроде отлегло. Пройдусь-ка я ногами, а то в седле совсем заскучал.
После того как Рони вроде бы выздоровел, настроение у всех улучшилось. Мартин перестал замечать, что дорога пыльная, погода жаркая, а слепни приставучие. Между тем склон слева от дороги становился все круче, а стена справа поднималась все выше, и скоро росшие на самом ее верху кустарники стали едва заметны.
Неожиданно Бурраш что-то крикнул и, схватив в охапку Мартина и Рони, толкнул к известковой стене. Дремавшие на дороге мулы тоже очнулись и бросились к спасительному месту, в то время как в воздухе, вращая острыми гранями, уже летела глыба известняка.
Врезавшись в дрогу, кусок скалы брызнул по сторонам обломками и поднял тучи едкой белесой пыли. Самые большие из осколков поскакали дальше вниз, вызывая сотрясение и сердитый рокот дремлющих гор, а на стене заметались и защебетали щуры, перепуганные этим камнепадом.
Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем путники пришли в себя, а густую пыль отнесло слабым ветром.
Рони откашлялся, сплюнул известковую крошку и сказал:
– Ты нас спас, Бурраш.
– Да-а, – протянул Мартин, вытирая шапкой взмокшее лицо. – И как ты ее разглядеть успел?
Он поднял голову, надеясь увидеть место, откуда из стены могла вывалиться глыба, но там были лишь трещины и больше никаких повреждений.
– Я никакой глыбы не видел, – отряхивая куртку, сказал орк. – Я птицу увидел.
– Орла, что ли? – уточнил Рони, также глядя вверх.
– Я даже не понял. Просто почудилось, будто большая птица крыльями машет, как будто ветер нагоняет.
– Давайте скорее уйдем отсюда, – произнес Мартин и, схватив повод, потащил за собой мула, однако тот не желал отходить от стены и мелко трясся. Так же вел себя и его собрат, наваливший под стеной кучу навоза.
– Да пойдем, дурак, чего ты уперся? – начал ругаться Мартин, пытаясь сдвинуть упрямого мула, но тот бешено вращал зрачками, и столкнуть его с места было невозможно.
– Как же их напугал этот камень, – произнес Рони, принявшись оттаскивать от стены другого мула.
– Погодите, они не камней испугались, – сказал Бурраш.
– А чего им еще бояться? – спросил Мартин, впрочем, уже догадываясь, чего напугались мулы.
– Отойдите, я с ними поговорю, – попросил орк, и Мартин с Рони, переглянувшись, прошли несколько шагов вперед, продолжая посматривать наверх и опасаясь нового нападения.
– Как думаешь, кого видел Бурраш? – шепотом спросил Рони.
– Говорит – птица была.
– Птица такой камень не дотащит, даже здоровенный орел. Орел может козленка утащить, а тут камень с полтелеги.
– Ну, я не знаю, – пожал плечами Мартин, не желая начинать здесь этот разговор. Может быть, вечером, когда они поужинают, успокоятся и будет время все обдумать, а здесь страхов и так хватало. Он до сих пор чувствовал, что сам внутри какой-то деревянный, будто отбитый.
– Ты помнишь, что нам Овцер рассказывал? – шепотом спросил Рони.
– Чего?
– Как на него горгулья охотилась, пики метала, лекаря убила.
– Да что ты мелешь, откуда ей здесь-то взяться?
Они помолчали, глядя, как орк, обняв шеи обоих мулов, что-то шептал в их длинные уши.
– Думаешь, они его понимают? – спросил Рони.
– Трястись перестали.
– Значит, он с мулами говорить умеет?
– Не знаю, – буркнул Мартин и стал смотреть на соседнюю горную гряду, кое-где поросшую лесом.
– Это была горгулья! – громко произнес Бурраш, заставляя вздрогнуть Мартина и Рони. – Только этой твари по силам поднять такую глыбу!..
Орк подошел к спутникам, ведя в поводу успокоившихся мулов, и передал повод одного из них Мартину.
– Да откуда ж ей силу такую взять, чтобы скалами швыряться? – не сдавался Мартин.
– Она заколдована, и сил ей хватает, чтобы сделать злодеяние и сгореть в небе.
– Как это сгореть? – забегая перед Буррашом, спросил Рони.
– Самым натуральным образом – вспыхнуть, как смоляной факел, и просыпаться на землю горячим песком.
– Ты разве сам это видел?
– Как горела, не видел, другие рассказывали, но горгулья за мной гонялась, я вам рассказывал.
– Да, рассказывал, я помню, – кивнул Рони. – Значит, теперь они и на нас охотиться начнут, как на Овцера?
– Только как они нас так быстро вычислили? – удивился Мартин.
– Ой, ты как будто вором не был! Небось его дом шнырями обложили, они нас и срисовали, – решительно заявил Рони. – Но это и к лучшему.
– Почему? – не понял Мартин.
– Если это городские шныри, мы их прихватим и потрясем как следует.