Две мачты, высокая осадка и команда из двадцати восьми человек, не считая Мартина и его бойцов.
Овцер решил все проблемы за полдня, понимая, что сейчас важен каждый час. И вот – судно отошло, едва пассажиры оказались на его борту, а Мартин, показав пригоршни, сказал им:
– Ну что, братцы, разбирайте камни!..
– Ух ты, никогда не плавал на корабле! – воскликнул Рони, бросаясь к борту и швыряя крикливым чайкам кусочки сдобной булки.
Бурраш заглянул в пригоршни Мартина и поднял руку, желая выбрать самый правильный камень. Ламтак взял камень, не глядя, и, отойдя к борту, сказал, обращаясь к Рони:
– Во-первых, Рони, это судно, а корабль – военное судно. Во-вторых, на флоте не плавают, а ходят, и в-третьих, пойди возьми себе камень и грей его в кармане, а потом будешь тратить хлеб на этих тварей.
Сказав все это, Ламтак отошел, а озадаченный Рони посмотрел на Мартина, потом на Бурраша, который, наконец, сделал выбор.
– Давай и мне один, – сказал Рони, забирая у Мартина свой камень.
– Не балуйся с ним, положи в карман, и все дела.
– А я что? Я ничего, – пожал плечами Рони, пряча камень.
Мартин выбрал камень для себя, а остальные ссыпал в мешочек и отнес в трюм. За ним тотчас спустился матрос, ведавший на судне всем хозяйством, и принес стопку подштанников и чистых рубах, от которых пахло вербой.
– Вот, господин Мартин, мытья у нас не предусмотрено, но подштанники менять можно хоть каждый день.
– Спасибо, братец.
– Нам сказали, что вы с самого утра на ногах и ничего не ели.
– Да, это… Как тебя величать?
– Леклерк, ваша милость, – поклонился матрос.
– Леклерк, мы будем есть с командой, когда у вас ужин будет.
– Ужин у команды уже был, ваша милость, так что остались только вы и ваши люди. Где прикажете накрыть?
– А где тут возможно? – оглядел Мартин тесноватый трюм.
– Не здесь, ваша милость, мы под столовый зал отдали жиродерню, там раньше ворвань топили, когда шхуна на промысел за льды ходила. Но то дело давно прошлое, и его даже я не застал, так что печки жиродерские мы убрали, а в зале даже травами пахнет. Я специально в порту заказывал двадцать фунтов душистых трав.
– Ну, я не возражаю, Леклерк, покажите, где этот ваш зал.
Спустя четверть часа вся компания уже собралась в зале, где было светло от ярко горящих светильников, однако заметно покачивало – на юго-востоке начинался шторм, а здесь пока лишь усилилось волнение.
Каша рисовая с изюмом и коровьим маслом, котлеты бараньи с солеными огурчиками и пирожки с говяжьей печенью – таков оказался скорый ужин для гостей, и они ели с аппетитом, делая хвалебные заявления в адрес кока, который находился неподалеку и как должное принимал их похвалы.
– Неужели у вас такие ужины каждый день подают? – спросил Рони, в то время как Ламтак с Буррашом подметали блюдо за блюдом, словно на состязании.
– Нет, – улыбнулся кок, – это мы для вас расстарались, но и в команде кормежка добротная, здесь иначе нельзя – враз за борт выкинут.
– Правда, что ли? – удивился Рони, и все засмеялись, хотя, похоже, кок совсем не шутил.
После ужина все вышли на палубу. Солнце уже касалось горизонта, свежий ветер надувал паруса, а юго-запад грохотал молниями на фоне иссиня черных туч.
– Капитан на мостике, – сообщил кок, который вышел следом за гостями. – Он просил передать извинения за то, что не присоединился к вам во время ужина, но нам сейчас важно проскочить мимо шторма.
Из трюма поднялся матрос-хозяйственник.
– Все готово ко сну, господа, – сообщил он.
– Мы уже идем, ноги едва держат, – ответил Мартин.
– А камни? – спросил Бурраш.
– Ах да, Леклерк, нам нужно спрятать камни – подальше от того места, где мы спим.
– Так, может, выбросите их за борт?
– Нет, не думаю. Надо чтобы подальше от нас и чтобы кораблю не было никакого урона. Может, на мачту?
Все посмотрели вверх, где среди красноватого предзакатного неба трепетал карнейский флаг.
– Едва ли это правильно, – покачал головой Леклерк. – Если с мачтой что-то случится – мы посреди моря. Разве что на двадцатифутовой доске.
– На доске?
– Да, у нас имеется ремонтный материал, положим в мешок, привяжем к доске и выставим за борт – и далеко, и безопасно, и видно, что и как.
– Это верно, – согласился Мартин.
– Это правильное дело! – поддержал его Ламтак и, широко зевнув, прошел мимо, отдав Мартину свой камень.
– Да, и мой возьми, – сказал Бурраш, отдавая свой. За ним последовал Рони, и Мартин добавил свой.
– Я так понимаю, ваша милость, тут какое-то колдовство? – уточнил Леклерк и оглянулся на капитанский мостик.
– Не обращай внимания, приятель, вешай на доску и все такое. Может, еще и не будет ничего, а мы тут с тобой фантазии разыгрывать будем. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответил Леклерк, взвешивая мешок с камнями. Потом вздохнул и пошел за длинной доской.
Большое дело было сделано, треть нужной суммы лежала в рундуке герцога, и теперь он был далеко – значительно дальше своих прежних возможностей. Лоринджер глядел в корабельное окно, ветер трепал его седые волосы, и где-то за горизонтом на юго-востоке грохотал молниями летний шторм.
Постучавшись, в каюту вошел Трей и, добавив светильнику фитиля, сказал:
– Через два часа встанем дома, ваша светлость.
– То-тот и оно, Трей. То-то и оно.
– Что, простите? Я не совсем понял вашу светлость?
– Я хочу заглянуть вон за ту туманную пелену, видишь? – указал герцог и даже приоткрыл фрамугу, чтобы Трей при вечернем свете мог рассмотреть лучше.
– Там же туман, ваша светлость, и вообще неизвестно что.
– Остров там. Остров!
– Ну и на кой вашей светлости этот остров? Видел я его, когда в полнолуние с подзорной трубой глядел – туман на минуту разошелся, а за ним лишь острые скалы и ни деревца. Ну, кому такое нужно?
– Мне нужно, Трей, мне!
– Да зачем? – в сердцах воскликнул Трей и тотчас взял себя в руки. – Прошу прощения, ваша светлость.
– Ладно, не лебези, – отмахнулся Лоринджер. – Я чувствую, что там может быть золото, понимаешь? Остров закрыт, самое лучшее место для пиратского клада, чтобы этак – с пещерами и тайными ходами. Понимаешь?
– Но это же сказки, ваша светлость, – усмехнулся Трей.
– Вот ты смеешься… – произнес Лоринджер и, поднявшись со стула, прошелся по каюте, держа руки в карманах просторного камзола. – А мне совсем не до смеха. Тебе сколько лет, Трей? Что-то вроде тридцати?